могли не понимать, что их действия идут вразрез с заявленными целями эксперимента, но тем не менее предпочли разрешить конфликт именно так, не вступая в открытую конфронтацию с человеком, наделенным властными полномочиями.
В другой ситуации этой же серии опытов экспериментатор также общался с испытуемым по телефону, но возвращался в лабораторию, когда испытуемый решительно отказывался применить более сильный удар. Несмотря на то что возможность убедить испытуемого по телефону, казалось, была исчерпана, экспериментатор, самолично появившись в лаборатории, все-таки нередко добивался подчинения.
Данная серия экспериментов показывает, что физическое присутствие авторитетного лица может оказывать существенное влияние на степень подчинения испытуемого. Учитывая также результаты первой серии экспериментов, в которой варьировался фактор местонахождения жертвы, мы можем предположить, что поведение испытуемого в значительной степени контролируется своего рода силовыми полями, причем мощность влияния этих полей снижается по мере психологического отдаления испытуемого от их источника. Чем ближе оказывается испытуемый к жертве, тем труднее ему становится подвергать ее ударам тока. Взяв за константу взаимное положение испытуемого и жертвы и отдаляя экспериментатора от испытуемого, мы обнаружили, что испытуемому становится легче прервать эксперимент. Хотя на поведении испытуемого сказываются оба фактора, манипуляция с пространственным положением экспериментатора дала все же более яркие результаты. Степень подчинения деструктивным приказам изменяется в зависимости от пространственных отношений между авторитетным лицом и исполнителем.
Состояние испытуемых
Количественные результаты не способны в полной мере охарактеризовать поведение испытуемых, и поэтому нам кажется полезным дополнить рассказ о количественных показателях описанием общей реакции испытуемых на ситуацию.
Может сложиться впечатление, что испытуемый прерывает или продолжает эксперимент в соответствии с тем, что диктуют ему его совесть и темперамент. Однако это далеко не так. У большого числа испытуемых по ходу эксперимента отмечались мощные реакции эмоционального напряжения. Люди потели, дрожали, заикались, кусали губы, стонали, когда обнаруживали, что все больше втягиваются в главный конфликт эксперимента. Запись высказываний испытуемых в момент отказа от дальнейшего участия в эксперименте поможет получить некоторое представление об их настроениях. Вот высказывания двух непокорных испытуемых:
Он стучит?.. Ему больно? Ну, знаете, я не хочу отвечать, если с ним что-то случится. Нет, с меня довольно. Неизвестно, как он там сейчас. С ним может случиться сердечный приступ или что-нибудь еще, и кем я тогда буду чувствовать себя? Он стучит, он просит помощи. Ему явно плохо, иначе он не стучал бы так… Зачем это нужно — так мучить его? Просто не вижу смысла в этом.
Испытуемый отказывается нажать следующий тумблер. [Испытуемый 0108]
Тот человек, он стучит там. Он хочет, чтобы его выпустили… Мне очень жаль, но если человек не хочет, я должен остановиться… Я больше не хочу [в состоянии чрезвычайного возбуждения]… Я лучше верну деньги. Я не хочу причинять ему вред… Извините, но если он хочет выбраться оттуда, я больше не буду наказывать его. Никакие деньги не заставят меня причинить боль другому человеку. [Испытуемый 010Х]
А вот запись высказываний послушного испытуемого. Вначале он был спокоен, но постепенно стал напряжен, и это напряжение росло по мере продолжения эксперимента. После применения удара в 150 вольт он возбужденно заговорил с экспериментатором.
Испытуемый нажимает на кнопку 150 вольт. Мне продолжать?
165 вольт Он уже стонет. Здесь еще столько тумблеров! У него может быть сердечный удар. Мне действительно нужно продолжать?
180 вольт Нет, он не выдержит. Я не собираюсь убивать его. Вы слышите, как он кричит? Он же кричит. Ему больно. А если с ним что-то случится?.. Я не хочу делать ему больно. Он кричит, понимаете, кричит! Вы слышите? Зачем мне все это? Он не выдержит. Тут еще столько тумблеров! Господи, а если с ним что-то случится? Интересно, кто будет отвечать за это?
(Экспериментатор берет ответственность на себя). Ну, ладно, смотрите.
195 вольт. Боже, как он надрывается! Вы слышите? Как же так…
Экспериментатор: По условиям эксперимента вы должны наращивать силу удара.
— Да, я знаю, но понимаете… ну… он ведь не знает, через что ему предстоит пройти. Он просто не выдержит.
210 вольт
225 вольт
240 вольт Нет, с меня хватит. Что? Я должен продолжать? Нет, я не собираюсь убивать его. Тут есть и 450 вольт — это уже слишком. [Экспериментатор: По условиям эксперимента вы должны наращивать силу удара]. — Я знаю, знаю, но ведь он кричит там…
Несмотря на то что испытуемый постоянно сопровождал свои действия весьма эмоциональными возражениями, он тем не менее до самого конца подчинялся приказам экспериментатора и в итоге применил самый сильный разряд тока. Мы имеем здесь любопытный пример несоответствия между поступком и словом. На вербальном уровне испытуемый проявил решительное нежелание продолжать процедуру, но в своих действиях шел на поводу у экспериментатора. Он не хотел подвергать жертву ударам тока, ему было чрезвычайно неприятно делать это, но он не смог достаточно энергично и убедительно сформулировать отказ от дальнейшего участия в эксперименте, который освободил бы его от власти экспериментатора. Многие испытуемые не могут найти нужной словесной формулы, которая позволила бы отказаться от навязываемой им роли. Возможно, в нашей культуре просто нет адекватных моделей для выражения непокорности.
Одним из любопытных проявлений внутреннего напряжения были регулярные приступы нервного смеха. В первых четырех экспериментальных ситуациях отчетливые признаки нервного смеха и нервные улыбки были отмечены у 71 из 160 испытуемых. Этот смех казался совершенно неуместным и производил странное впечатление. Приступы бурного, неконтролируемого смеха были отмечены у 15 испытуемых. С одним испытуемым случилась настоящая истерика: начав смеяться, он не мог остановиться, и нам пришлось приостановить эксперимент. Позже в беседе испытуемые всячески старались дать понять, что смеялись вовсе не потому, что им нравилось подвергать жертву ударам тока, что их смех не следует воспринимать как проявление садизма.
После проведения опыта мы просили испытуемых оценить по 14-балльной шкале, насколько нервозным и напряженным было их состояние в кульминационный момент.
Испытуемые могли выбрать оценку в диапазоне от «Не чувствовал никакого напряжения или нервозности» до «Был крайне напряжен и нервозен». Разумеется, такого рода самоотчеты не дают точной картины эмоциональных реакций, — в лучшем случае они помогают нам составить примерное представление о состоянии испытуемого. Однако, не переоценивая значения этих самоотчетов, мы тем не менее видим, что ответы испытуемых распределились во всем диапазоне оценок и что большинство испытуемых выбрали средние и максимальные оценки. Дальнейший анализ показал, что послушные испытуемые по сравнению с непослушными оценивают свое
