- Как… не выйдет?
- Обыкновенно. Она просто не признает силы обряда. И этот обряд не будет иметь значения. И наоборот. Если она пожелает выйти за кого-то замуж, то выйдет. Сама. Без жрецов, храма и прочее мишуры.
- Но… но…
- Думаете, нам оно надо, с любовью возиться? Воспитывать в них вот идеал? Внушать, что счастье в замужестве и устраивать званые вечера. Знакомить, обхаживать, учить молодых да рьяных идиётов, уверенных, что весь мир, если не у них в штанах, то всяко близко? Других забот нет?! Мы выращиваем эту вот любовь к вам, воспитываем её, вбиваем в головы аккурат затем, чтобы избежать подобных казусов. А вы решили, что так оно и должно, что…
Эльжбета Витольдовна обернулась.
Проклятье!
Говорила Марьяна громко, слишком уж громко, то ли позабывшисть, то ли… нарочно? И была услышана.
- Значит… - губы Аглаи дрогнули, показалось, что девочка того и гляди расплачется. – Значит… это все не по-настоящему?
- По-настоящему, детонька… и так оно для всех лучше. В целом, - Марьяна Францевна потемнела лицом. – Во всяком случае, долго было лучше. А теперь вот и не знаю даже…
Аглая все-таки не заплакала.
Ведьмы редко плачут.
Отступила.
Попятилась, но наткнувшись на гору бочонков, которые грузили на корабль, остановилась.
- Но… но так же нельзя! – Аглая всхлипнула. – Так… не честно!
И что ей было ответить?
Как-то не так Стася представляла себе дом почтенной вдовы. Поскромнее, что ли… воображение и вовсе рисовало покосившуюся избенку с кривою крышей и разваленным крылечком. Избенка была. И не одна. Правда, не разваленные, но вполне себе крепкие избы, смыкаясь углами, окружали сказочный терем. И крыльцо тут имелось, горбатенькое, украшенное затейливой резьбой. На крыльце хозяйка и встречала: женщина крепкая, широкая, с трудом на крыльцо уместившаяся.
- Добро пожаловать, госпожа ведьма, - произнесла почтенная вдова густым баском. И поклонилась, мазнувши рукой по ступеням. – И вам, купцы почтенные… давненько ты в наши края не заглядывал, Фролушка…
С Фролом Матвеевичем вдова расцеловалась, а после и с братом его, обнявшим женщину столь крепко, что будь она менее внушительна, задушил бы.
Внутри было светло, чисто, пахло свежим хлебом и медом, который подавали к столу в резных уточках, в высоких стеклянных вазочках, в крохотных, с детский кулачок, бочонках.
- Это Акимка наведывался, - пояснила почтенная вдова. – Сторговался ладно, а мне от гостинца передал…
Она восседала во главе стола, поглядывая свысока, что на гостей, что на челядь, которая под этим вот хозяйским взглядом, начинала суетиться паче прежнего.
- А ты с чем?
- С дочкою вот, - Фрол Матвеевич поглядел на Баську, сидевшую тихо-тихо. Она и на родственницу свою, которую, как Стасе чуялось, несколько недолюбливала, глядеть опасалась.
- Выросла, - с пониманием кивнула Марфа. – Заневестилась… ищешь кого? Сподмочь?
- Да уж… сподмогли, - отмахнулся Матвей Фролович, брови хмуря. И Маланька тихонечко всхлипнула.
- Ну… сам гляди… хорошая невеста – товар такой… сення хорошая, а завтра глядь, и ужо перестарок, - Марфа отлила чаю в глубокое блюдце, в центр его плюхнула ложку гречишного меду, помешала куском сушки и, поставивши блюдце на растопыренные пальцы, поднесла к губам.
Подула.
- А за тебя, Никанорушка, радая… хотя ж, конечне… возраст у тебя не тот, чтоб брюхатою ходить… - взгляд вдовий задержался на Никаноре, которая от этакой ласки тоже смутилась. – Но ничего, дадут боги, как-нибудь да сладится. И госпожа-ведьма сподмогнет.
- Делать ей больше нечего, - буркнула Баська, за что и была дернута за косу. Сидел-то Фрол Матвеевич, пусть и с супругою своей, а все недалече. – Ай!
- Вот-вот, - покачала головой вдова с укоризною. – Драл ты её мало. В мои-то годы девок безмужних вовсе за общий стол не пускали… не подумайте, госпожа ведьма, это я не про вас.
Стася кивнула, надеясь, что кивок вышел величественным, показывающим, что вовсе она зла не держит. Хотелось закончить затянувшуюся эту трапезу, на которой она сама себе лишнею казалось, ибо люди, хорошо знавшие друг друга, говорили о каких-то непонятных Стасе вещах. Ежи молчал. А Евдоким Афанасьевич и вовсе счел нужным исчезнуть.
Один лишь Бес, пристроившись тут же на лавке – почтенная вдова только глянула и сделала вид, будто так оно и надобно, будто и прежде случалось ей принимать гостей столь странных, - тихо рокотал, успокаивая. Мол, потерпи. Не ты местные порядки устанавливала, не тебе с ними воевать.
…воевать Стася не собиралась.
Она уже поела.
И вообще…
- …а еще бают, что третьего дня с подворья Запасьина холоп сбег, - почтенная вдова и говорила-то неторопливо, ибо людям солидным излишняя суетливость и в речи ни к чему.
- Из новых?
- Апрашка…
- Тот, который кузнец?
- А то…
- И чего сбег?
- А кто ж его ведает? Вроде ж довольный был. На откуп собирал. И себе собрал-то, баили, жену вот еще хотел, договорился ужо, а после сгинул, как и не было…
- Может, и не сбег?
- Может, и не сбег, - согласилась Марфа, чаек прихлебывая. – Только ж… ежели б татьба, шум был бы. Апрашка-то мужик справный, он бы любого татя в дугу согнул… вона, помнишь, на заклад бился? Вола подымал? И поднял же ж! Куда к нему татя… нет, как есть сбег…
Купцы одновременно покачали головами.
- А у Синичкиных дитё сгинуло…
- Это которое?
- Меньшой дочки младенчик. Она во двор вынесла колыбельку, села пряжу прясть. Говорит, отошла на минуточку, а как повернулась, то и нету младенчика…
- Страсти-то какие!
- Страсти, - согласилась Марфа и заела страсти кручеником. – Нянька-то, что при ней была, тоже отошла. Всею слободой искали татя, да не нашли. Бают, что ведьма украла.
И на Стасю покосилась этак, двусмысленно.
- Я не брала! – на всякий случай сказала Стася. – Я… вообще только сегодня приплыла.
- А то долго ведьме птицею оборотиться, - отмахнулась почтенная вдова. – На крыло встала, прилетела да скрала дитятко.
Она это серьезно?!
- И зачем ведьме чужой младенец? – вопрос этот Стася задала исключительно из упрямства, понимая, что мнение народное логикой не победить.
- Мало ли… может, сама пустоцветна. Вот и глянулся чужой, решила скрасти, чтоб вырастить, как свово… - Марфа замолчала, явно обдумывая этакую дивную в глубине своей мысль. – Вестимо, так оно и было. Только, небось, ведьма из нашинских, ежели ведала, у кого красти. А то ведь скраднешь не того, и младенец кривой или хилый…
