Он наваливается на меня, придавливает к дивану. А у меня лифчик съехал и соски так бесстыдно торчат! Он смотрит на них, а они сжимаются, твердеют, горят лишь от одного его взгляда, словно сваркой их выжигает, или лазером. И грудь наливается вся, набухает, так что дышать тяжелее и тяжелее. Уже хрип какой-то из горла вырывается ненормальный, уж точно не обычное дыхание! И новенькое кружево меж ножек все промокло! Насквозь! Как же девочки на кассе теперь паковать его станут? Ведь стыдно же! Но теку! Как самка течная какая-то теку!
А он сгребает меня в охапку! Так собственнически! Так брутально. Поднимает с софы. Прижимает к стене лицом. Он говорит что-то но я не слышу. Лишь треск трусиков, сообщающий что моя проблема с упаковкой решена чисто по-мужски, стоит в ушах, да то, как вжикает ширинка вниз, и как пряжка ремня клацает о паркет.
Его опаляющие губы на моем виске, на мочке уха, на спине, на попке, все горит огнем, каждое местечко, куда они прикасаются.
Он снова что-то хрипло рычит, прикусывая мочку уха, и начинает движения.
Я стою к нему спиной и попой, и не могу видеть, что именно происходит сзади, но по характерным рывкам и звукам могу догадываться, что он толкается к себе в кулак. Мощно, рыча, размашистыми движениями. Его огромная звериная лапа придавливает мой затылок ниже, так чтобы моя попка оттопыривалась к нему. Его кулак, куда он сейчас вбивается упирается мне прямо в поясницу, потому что даже в полусогнутом положении он намного выше меня. Его бедра при каждом движении соприкасаются с моей пятой точкой мощно и равномерно.
Движения его убыстряются. Приобретают порывистость. Хаотичность. Беспорядок… а потом моя поясница орошается теплым, нет горячим потоком спермы. Её так много, что он заливает мне всю спину, ягодицы. Потоки стекают вниз, по бедрам, льются на пол.
Лев разворачивает меня к себе, вжимает в свое огромное покрывшееся испариной тело и берет в терзающий плен мои губы.
Глава 11- Я устроил беспорядок в примерочной, - Лев достает наличку из портмоне, расплачиваясь за то что с трудом, но все же мы выбрали из вороха принесенных вещей. – Это компенсация. – выкладывает он сверху такую же сумму, а это – девочкам на чай, -кладет в сторону каждой по стодолларовой купюре.
- Благодарим вас, господин Варшавский, - расплывается в довольной улыбке менеджер бутика, - Огромное спасибо, за вашу щедрость, а за беспорядок не беспокойтесь, с кем не бывает?
- Да, вот еще, - страшным тяжелым взглядом смотрит на девушку-менеджера, - если увижу хоть один кадр в сети… - делает многозначительную паузу, глядя исподлобья.
- Не увидите! – тут же расширяет испуганные от страха, глаза описавшегося кролика менеджер. – Их уже удалили.
- Так вот, - Льва не сбить с толку подобными заверениями, - нельзя такие вещи делать. Без бутика можно остаться. И без ног…
И вроде говорит все это спокойным сдержанным тоном, но все продавщицы становятся словно ниже ростом, и кивают как болванчики.
Лев сжимает меня за руку, и это… так приятно, особенно после всего, что между нами произошло, и после того, как я все же оделась в первые попавшиеся под руку джинсы, легкий свитерок и ветровку. Как взял за руку, так и не отпускает. А потом приобнимает меня за плечи, будто отгораживает, защищает от любопытных взглядов продавщиц, выводит меня из магазина.
- В клинику, или проголодалась? – открывает он мне дверцу машины, и придерживает ее, пока я присаживаюсь на сидение.
- В клинику, - смотрю я в его глаза… - узи и другие анализы лучше сдавать на голодный желудок.
- Понял! – гладит Лев меня по щеке.
Его пальцы пахнут мною, и это снова будоражит кровь, заставляя тело вновь наливаться томной приятной тяжестью.
Лев обходит автомобиль, садится за руль. Его широкие ладони обманчиво спокойно обхватываю руль, а я едва ли сдерживаю сладкую судорогу от воспоминаний.
Ведь тогда, в примерочной, на бурной эякуляции Льва, все не закончилось. А как оказалось, только началось.
- Щас, малышка! – тяжело дыша, с расстегнутыми и приспущенными джинсами Лев отошел куда-то в сторону, но вскоре вернулся с упаковкой влажных салфеток.
Он не спеша вытер меня от своего семени. Я замирала и дрожала от этих прикосновений холодного мокрого текстиля к своей коже повсюду, но особенно на внутренней стороне бедер.
- Да, малышка! – прокомментировал мою рефлексию Лев, - Надо было тебе первой сладкого выдать. Сейчас, малышка, вот так, иди ко мне!
Лев берет меня на руки, уже привычным жестом, несет несопротивляющуюся на софу. Я настолько мокрая, что даже его влажная салфетка не помогла, и теперь я наверняка спалюсь, что теку до сих пор, потому что он удерживает меня под попу, почти касаясь лепестков и наверняка чувствует мой водопад.
Он опускает меня на софу, широко разводя мои берда. Забрасывает одну ногу к себе на плечо.
- Лев… я… не готова еще так… ребенок… вдруг мне нельзя…
- Не бойся, Алина, - успокаивает он меня, - я только поцелую. Там тебя поцелую, а лезть не буду. Расслабься.
Он спускает голову к низу моего живота, попутно целуя, лаская, прикусывая все до чего дотрагивается. Мне так сладко, и хорошо, и правильно, что я невольно раскрываю бедра для него сильнее, чтобы ему было еще легче, а когда чувствую его ободряющее дыхание, прихожу в себя и сжимаю бедра наоборот, пытаясь прикрыться. Ибо бесстыдно все это. И ни черта не правильно! Вот ни на грамм не правильно! Лев чувствует и это. Целует поочередно каждый лепесток, каждую мою складочку.
- Охеренно пахнешь! – рычит он, удваивая старания, - И вкусная! – погружает он язык в самую глубину, напрягает его, умышленно двигая им, словно поршнем. – И узкая! Даже для моего языка узкая! Целочка что ли?
А? Что? О чем он говорит? Отправленная проделками Льва прямиков в нирвану, я даже не сразу соображаю, о чем именно он спрашивает, а когда до меня все же доходит смысл его слов, то вспоминаю, каким мелким, миниатюрным членом обладал Азамат. Нет, он лишил меня девственности в первую же ночь, и кровь была, и все, как полагается, иначе, убил бы сразу, подумав, что я не невинна, но вот растянуть мне тело таким органом как у него, не было ни единого шанса. Да и те, десять фрикций, которые он обычно кряхтел пыхтя на мне вообще никак не влияли на это.
