— Вечно ты выдумываешь всякую ерунду.
А потом папа поймал одну из ос. Оглушив пленницу ударом газеты, он обвязал её брюшко красной ниткой и положил на стол. Оса не двигалась: лежала, согнув лапки и распластав прозрачные крылышки.
— Она умерла? — со страхом спросила Мира.
— Нет, просто спит.
Подперев голову кулачками, Мира ждала пробуждения пленницы. Даже подула на неё, но та не шевелилась.
— Пап, а зачем ты привязал нитку?
— Сейчас она очухается и приведёт нас к своим.
— А если она не захочет?
— Не захочет, поймаем другую.
— Но это нечестно! Мы обманывает её! — Мира ударила кулачками по столу, краем глаза уловила устремлённый на себя взгляд отца.
Тут оса шевельнулась, встала на лапы и, трепеща крыльями, закружила на месте. Наверное, ей, такой маленькой, стол казался бескрайним полем. А, может, целой планетой. Волоча за собой нитку, она добежала до края стола, помедлила и перелетела на окно. На занавеске сидели две другие.
— Сейчас они скажут ей про нитку! — ахнула Мира. — Пап, сейчас они всё ей расскажут!
— Не расскажут, — улыбнулся он.
Затаив дыхание, Мира наблюдала за осами. Ничего необычного не происходило: «меченая», как ни в чём не бывало, ползала по раме, волоча за собой нитку. Даже снять её не пыталась! Дурочка!
— Пап, почему она не снимает нитку?
Тот улыбнулся:
— Наверное, нравится. Она теперь самая красивая.
А потом оса «привела» Миру с отцом к гнезду. Он оказался у летней кухни, под оставшимся после ремонта строительным мусором. Дом был странный и напоминал поделку из папье-маше: серый, круглый, вытянутый, словно яйцо, с дыркой снизу. По яйцу ползали несколько ос.
— Так вот где они живут! — воскликнула Мира, дёргая отца за руку. — Посмотри, как красиво!
Осиный дом поразил её воображение. Никогда прежде она не видела ничего подобного.
Отец перевёл на неё взгляд, после паузы сказал:
— Да, очень.
За обедом Мира рассказывала бабуле про осиный дом, о том, какой он красивый и как осы там дружно живут. Бабушка только хмурилась, жевала и что-то бормотала. А вечером они уехали в город. Уже выходя за калитку, Мира обернулась, чтобы помахать рукой дому и увидела на крыльце папу. Он был в верхонках до локтей и каким-то баллоном.
Всю неделю в садике Мира рассказывала детям, воспитателям и нянечкам об осином доме, а когда вновь приехала на дачу, первым делом побежала к летней кухне. Так хотелось увидеть свою осу, узнать, носит ли та красную нитку. Площадка за кухней была очищена от мусора, а стена пуста. Совсем — будто и не было на ней никогда гнезда.
— Бабуля! — в ужасе закричала Мира, побежала обратно к дому, запнулась, упала, разбив коленку, но сейчас же вскочила. Тут не до боли — домик исчез! Домик с её любимой осой!
Прихрамывая, поднялась на крыльцо, распахнула дверь. Навстречу уже спешила бабушка.
— Что случилось? — запричитала она, торопливо оглядывая девочку. — Где упала? Что с ножкой?
— Оса! — закричала Мира.
— Укусила?!
— Они пропали! И домик! — Мира заревела, размазывая грязными руками по щекам слёзы.
— О, Господи! — облегчённо выдохнула бабушка. — Я уж думала, серьёзное что случилось.
Мира заревела ещё горше. Бабушка обняла её, прижала к юбке, приговаривая:
— Не плачь, доченька! Они просто улетели. Как уточки.
— А домик? — прогнусавила Мира.
— Так с домиком и улетели. Надо же им где-то жить.
Девочка уставилась на бабушкин карман. Он был как раз на уровне глаз и из него торчал синий колпачок ручки.
— Ты точно знаешь, что они улетели? — недоверчиво спросила Мира.
— Конечно, — бабушка погладила её по голове.
— Они вернутся? Как уточки?
— Обязательно, милая. Как весна наступит, так сразу же.
Мира улыбнулась сквозь слёзы, представив, как осы летят над полями со своим домиком. Потом она ждала их возвращения… Долго-долго, неделю или две.
Почему-то сейчас, глядя на купол, под которым спрятался город, Мире вспомнилась наивная история из детства. Так чётко, будто произошло это не семнадцать лет назад, а лишь вчера. Даже нагретое солнцем крыльцо вспомнилось и запах того лета. Лета, которого никогда не вернуть.
…
Город приближался, заслоняя собой небо. Теперь, чтобы увидеть его, нужно было задрать голову. И всё равно самый верх не увидишь. Внизу о камни крутого берега бились волны.
«Как же я попаду в город? — со страхом подумала Мира. — Даже если получится забраться по горе, как забраться внутрь?»
Её охватило отчаяние. Представилось, как дни идут за днями, а она всё плавает вокруг города. Пока не умрёт от голода или не станет добычей какого-нибудь чудовища. Но Гай же как-то попадал сюда! И уж точно не забирался на гору с лодкой на плечах. Значит, должна быть бухта или вроде того. Надо проплыть вокруг горы и найти её. А там, может, и ворота в город найдутся.
Она налегла на весла, направляя лодку вдоль берега. Ладони защипало. Посмотрев на них, Мира увидела вздувшиеся водяные пузыри.
«А я-то всё думала, чего мне не хватает для полного счастья? Конечно же, мозолей! — мрачно усмехнулась она. — Пластырь бы наклеить бактерицидный. Где тут может быть аптека: за тем валуном или за следующим?»
Повздыхав, поохав и подув на пузыри, Мира снова полезла в мешок Гая и нашла тряпицу, в которую были завернуты сухари. Стряхнув крошки, перевязала правую руку, где мозоли были посильнее. На левую перевязки не хватило. Мира посмотрела на свою футболку, думая, рвать её на ленточки или нет, но решила, что остаться в плаще на голое тело — совсем неприятно.
Что же, осталось придумать, как попасть в город, чтобы сразу не отвели в Башню? Прикинуться обычной азаркой уже не получится — мало того, что по реке приплыла, так и в целом маскировка не очень. Лучше выдать себя за лодочницу, которая возвращается… Да от островных и возвращается.
…
Она заметила большую, в человеческий рост решётку в камнях. Не так ли лодочники попадают в город? Подплыв ближе, Мира осмотрела решётку внимательнее. Частые прутья были покрыты ржавчиной, и выглядела она совершенно неприступной. За решёткой гулко плескалась чёрная вода, видимо там была пещера.
— Эй, на лодке! Откуда будешь? — раздался сверху мужской окрик.
От неожиданности Мира выпустила весло. Вскинув голову, увидела над собой несколько круглых окон. Из одного выглядывал мужик с вислыми усами и в нелепой шапочке блином.
Все здравые мысли исчезли, в голове поплыл туман, сквозь который прорывалось паническое: «Я пропала!»
