Они решили — а что еще им оставалось делать? — что верблюжий глаз очень сильно охраняется после того, как через него проник Бенна. Но должны же существовать и более доступные пути. Их тоже должны охранять, особенно после того, как молодой воришка пробрался в логово мага.
— Очень бы хотелось найти потайной ход, — сказал Сме. — У Кемрена он должен быть, и даже скорее всего не один. Он знает, что может наступить время, когда ход ему понадобится. Хитрый мерзавец.
Еще до того, как они сели в лодку, Сме рассказал, что Кемрен убежал с острова Шерранпип, прихватив сокровища храма. Взял он с собой и паучьи яйца, а также некоторых стражей храма из числа зверей.
— Если он занимал высокий пост священнослужителя, — спросила Маша, — зачем ему было делать это? Неужели не хватало власти и богатства?
— Ты не знаешь нашей религии, — ответил толстый мужчина. — Священников окружают такие богатства, при виде которых у тебя глаза на лоб полезли бы. Но своим обетом священники обречены на крайнюю нищету, воздержанность, суровую бедную жизнь. Их награда — удовлетворение от прислуживания Веде Криштон и ее народу. Кемрену этого было мало. На него, должно быть, нашла порча, когда он занимался волшебством, которое не сработало. Он первый священник, который когда-либо совершил подобное богохульство.
А меня, священника низшего ранга, избрали, чтобы выследить его и заставить расплатиться за содеянное преступление. Я искал его тринадцать лет. Чтобы привести в исполнение месть Веды Криштон, мне самому пришлось нарушать некоторые свои обеты и совершать проступки, за которые придется расплачиваться после возвращения на родину.
— А она не простит тебе эти проступки, ведь ты допускал их ради нее?
— спросила Маша.
— Нет, она не принимает извинений. Она поблагодарит меня за успешное завершение миссии, но расплачиваться все равно придется. Взгляни на меня. Когда я покинул Шерранпип, я был такой же тощий, как ты. Я вел примерную жизнь. Я мало ел, спал на холоде и под дождем, попрошайничал, выпрашивая на пропитание, много молился. Но за годы, отмеченные моими преступлениями, я питался очень хорошо, поэтому Кемрен, прослышав о толстяке, едва ли узнал бы в нем меня. Я шатался пьяный, играл в азартные игры — ужасный грех — дрался на кулаках и ножах, убивал людей. Я…
Он выглядел так, словно вот-вот расплачется.
— Но ты не прекращал мазаться маслом? — спросила Маша.
— Нужно было, нужно! — воскликнул он. — Кроме связей с женщинами, это одно, чего я никак не мог заставить себя сделать, хотя с этого следовало начать. И мне придется расплачиваться за это, когда я вернусь домой, хотя для священника это тяжелей всего. Даже Кемрен, как я слышал, продолжает мазаться маслом, хотя больше не почитает Веду Криштон.
Единственная причина того, что я перестал делать это, состоит в том, что я убежден, он научил своих настоящих пауков и стражей-зверей нападать на всех людей, смазанных маслом. Таким образом он может быть уверен или считает так, что к нему не приблизится ни один преследователь. Именно поэтому я и выкупался сегодня утром, хотя чуть не умер от сознания вины и греха!
Маша расхохоталась бы, если бы ей не было так жаль его. Так вот почему у него были красные глаза, когда он показался в ее квартире, приняв ванну! Виной тому не усталость, а слезы.
Они вынули оружие — Маша короткую шпагу, а Сме длинный кинжал, и направились к основанию горной гряды, проходившей по центру острова наподобие зубчатой спины дракона. Они прошли несколько шагов, и Сме остановил ее, взяв за руку.
— Впереди паутина. Вон меж теми кустами. Будь осторожна. Но присматривайся и к другим опасностям. Ясно, что некоторые из них призваны отвлечь внимание от других. И имей в виду, что колючки этого кустарника, возможно, ядовитые.
В тусклом лунном свете она увидела паутину. Она была огромна, не меньше ее вытянутых в стороны рук. «Если такова паутина, каков же сам паук?» — подумала она.
Но в паутине паука не было видно. Маша повернула налево и медленно пошла, поглядывая на нес.
Вдруг что-то большое выскочило из-под куста рядом с ней. Подавив крик, она бросилась к этому существу, вместо того, чтобы бежать от него. Когда оно прыгнуло, ее шпага проткнула его и брызнула какая-то жидкость. Что-то мягкое коснулось тыльной стороны ее руки — кончик дергающейся ноги.
Сме зашел сзади, пока она стояла, удерживая на шпаге паукообразное существо на почтительном расстоянии от себя. Рука устала от тяжести, и шпага медленно клонилась к земле. Своим кинжалом толстяк разрубил спину чудовища. От него повеяло зловонием. Она наступил на ногу и прошептал:
— Вытаскивай шпагу! Я держу его!
Она вытащила шпагу и отпрянула назад, тяжело дыша.
Сме подпрыгнул и опустился обеими ногами на чудовище. Его лапы подрагивали еще какое-то время, но оно умирало, а, может, уже было мертвым.
— Это был настоящий паук, — сказал он, — хотя, полагаю, ты и сама знаешь это. Думаю, ненастоящие пауки должны быть много меньше.
— Почему? — спросила она. Ей хотелось, чтобы сердце прекратило колотиться, пытаясь выпрыгнуть через горло.
— Потому что их изготовление требует энергии, а создание маленьких паучков дает больший эффект и поглощает меньше энергии, чем создание крупных. Есть и другие причины, которые я не буду сейчас объяснять.
— Берегись! — закричала она громче, чем требовалось. Но все случилось так неожиданно, что она была совершенно не готова.
Сме закружился и ударил сплеча, хотя и не видел чудовища. Оно переплелось с паутиной. В тусклом свете были видны вытянутые конечности и очертания круглых ушей. С рычанием чудовище спустилось вниз и упало прямо на лезвие кинжала Сме. Это был не паук с человеческую голову, а существо величиной с большую собаку, мохнатое, издающее какой-то запах — может обезьяны? — и значительно более проворное, чем паук. Тяжестью своего веса оно повалило Сме на землю.
С рычанием существо попыталось впиться зубами в горло мужчины. Маша пришла в себя и с яростью нанесла такси удар, породить который может только страх. Лезвие пронзило тело. Она отскочила назад, вытаскивая шпагу, а затем сделала новый выпад. На сей раз острие попало в шею.
Тяжело дыша, Сме сбросил с себя чудовище и поднялся на ноги.
— Боже милостивый! Я весь в крови, — произнес он. — Попал в историю! Теперь другие смогут унюхать меня!
— В чем дело? — спросила Маша дрожащим голосом.
— Сторожевая обезьяна храма. Вообще-то это очень крупная бесхвостая мартышка. Должно быть, Кемрен привез с собой несколько детенышей.
Маша приблизилась к мертвому чудовищу, лежавшему на спине. В раскрытом рту были видны зубы, как у леопарда.
— Они питаются мясом, — сказал Сме. — Но в отличие от других мартышек они не живут стадом. В переводе с нашего языка их название означает мартышки-отшельники.
