Мы говорили о Хенни. Сегодня ровно два месяца, как его убили. Мы читаем о смертях каждый день в газетах, но когда на фугасе АНК[8]подрывается твой брат, причем на своей ферме, то эти события уже затрагивают тебя лично. Нелс признал, что именно это заставило его засомневаться, сможет ли Южная Африка пережить падение апартеида. Он говорит, что эта мысль не дает ему покоя.
Я начала говорить, что не хочу бежать из страны, но он поцеловал меня и нежно произнес:
— Не торопись, liefie.[9]Не нужно давать ответ прямо сейчас. Пойдем сейчас спать, обсудим это позже, когда ты все спокойно взвесишь.
И как с этим быть? Как с перспективой переехать в Америку? Моя первая реакция — конечно, нет. Это будет равносильно отказу от всего, во что наша семья верила, от всего нашего общего прошлого. Это будет означать, что последние двадцать лет своей жизни я потратила зря, надеясь и молясь о крушении системы. Мы не можем уехать, когда все это вот-вот случится!
Но Америка — моя родина. Может, о Южной Африке действительно лучше забыть? Эта часть моей жизни уже прожита и должна остаться в прошлом? В Филадельфии найдутся другие заботы. Нелс очень амбициозен — я всегда это знала. Он хочет создать настоящую международную газетную империю. У него будет и «Филадельфия интеллидженсер», и «Гералд», и множество местных газет. А потом он приобретет другие. Я стану женой газетного магната. Вообще-то я, наверное, и здесь являюсь женой газетного магната, хотя и не ощущаю этого. Мне кажется, я просто помогаю Нелсу исправить ужасную несправедливость, царящую здесь. Я знаю многих людей, которые мечтают о блеске всех этих приемов и вечеринок в Филадельфии, Нью-Йорке и Лондоне. Но я к ним не отношусь. Я — совсем другая.
С другой стороны, это может спасти наш брак, а для меня это важно. Может, важнее всего, что происходит в этой несчастной стране.
Нелс поступил правильно, попросив меня ничего не говорить и все взвесить.
Я люблю его. Мне не хватает прежнего Нелса, но я должна понять, смогу ли полюбить его нового. А может, он остался прежним и совсем не изменился, а все это мне просто кажется?
26 июня
Нелс сообщил, что ему звонила Зан. Она приедет к нам через пару дней и останется на целых два месяца. С сентября она получила место в Лондонской школе экономики, но до этого хочет провести время с отцом.
Эта новость меня совсем не обрадовала. Последние шесть лет Зан жила в Йоханнесбурге, постоянно попадая во всякие неприятности из-за участия в Движении против призыва в армию и «Черной ленте».[10]Ее гражданская позиция меня нисколько не смущает и даже восхищает, но за эти годы мы виделись очень мало. С тех пор как ей исполнилось четырнадцать, она вела себя просто отвратительно и с отцом, и со мной. Особенно со мной. Учитывая, что наши с Нелсом отношения переживают сейчас трудный период, я совсем не рада ее приезду.
27 июня
Я в таком бешенстве, что от злости хочется плеваться! И оторвать Нелсу одно место!
После обеда мне позвонил Джордж Филд и сообщил, что его вызвал к себе в кабинет Нелс и сказал, что завтра утром собирается объявить о закрытии «Мейл». Он хочет, чтобы Джордж был рядом, когда он объявит об этом сотрудникам. Джордж просто в шоке! Для него это полная неожиданность, он спрашивал, что происходит. Я рассказала ему о международных амбициях Нелса и требованиях американских инвесторов избавиться от южноафриканских активов. Мы поговорили о том, почему он не продает газету, и Джордж подтвердил, что финансовые проблемы есть. Однако Нелс мог хотя бы попытаться! Мне нравится Джордж, я не понимаю, почему Нелс с ним так обращается.
Я прикрикнула на Кэролайн, она обиделась и убежала к себе в комнату. Когда пришел Нелс, я закатила настоящий скандал. Думаю, он его ожидал, потому что оправдываться не стал. Однако разозлился не на шутку, стоял, сжав кулаки, и даже дрожал от напряжения. Было видно, что он сдерживается из последних сил. Когда я заявила, что этой ночью не пущу его к себе в спальню и в дальнейшем он тоже будет спать отдельно, он просто повернулся, вышел и вообще уехал из дома.
Наверное, чтобы залить свои неприятности.
Мерзавец!
Позже… Формально уже наступило утро 28 июня
Корнелиус так и не вернулся. Сначала я начала волноваться. Я боялась, что он где-нибудь напился, а потом сел за руль и разбился по пути домой.
Но теперь я знаю, что случилось. У него появилась другая женщина. Я не знаю, кто она и где живет, но он поехал к ней. Когда он уезжал из дома, у него на лице было странное выражение. Он решил, что если я не пускаю его спать к себе, то он поедет спать к ней.
Это объясняет мое ощущение, что я его теряю и что он от меня отдаляется. Я действительно его теряла! И дело вовсе не только в «Мейл». Пока я это пишу, он где-то трахается на стороне!
Ну и черт с ним! Ублюдок! Мерзкий, противный ублюдок!
5
— Присядьте, пожалуйста. Я скажу Ким, что вы приехали.
Сестра исчезла за дверью, на которой висела табличка «Отделение интенсивной терапии и реанимации». После беготни последних двух часов Кальдеру было трудно усидеть на месте. Вертолет доставил их с Тоддом прямо в больницу на окраине города Кингз-Линн. Спасатели связались с аэродромом Лэнгторп и сообщили Ким о случившемся. Тодда сразу увезли в отделение интенсивной терапии, с Кальдером было все в порядке. Он вернулся на аэродром на такси, чтобы написать отчет об авиационном происшествии и позвонить владельцу «Яка». Тот, конечно, был шокирован тем, что случилось с его любимым самолетом, но искреннее беспокойство о Тодде и мысль, что на его месте мог оказаться он сам, несколько сгладили переживания по поводу утраты. Затем Кальдер вернулся в Кингз-Линн, чтобы присоединиться к Ким.
— Как он? — спросил он, когда она вошла в небольшую приемную, где родственники ожидали новостей.
Лицо Ким было бледнее обычного, волосы падали спутанными прядями на покрасневшие глаза. Дрожа всем телом, она опустилась в соседнее кресло, такая маленькая и поникшая.
— Господи, Алекс! Он все еще без сознания. Они наложили швы на рану, но думают, что у него перелом черепа.
— Он дышит нормально?
— Да. Но они не знают, когда он придет в себя. А когда очнется, неизвестно, не будет ли у него… повреждения. Ты понимаешь. Необратимого повреждения! — Она начала плакать и уткнулась в Кальдера, который обнял ее за плечо и слегка прижал к себе. — Он такой бледный. А его голова… Им пришлось побрить ему голову. Она сейчас вся забинтована. Я спрашивала, когда он очнется, а они не говорят.
