Облегчение вмиг испарилось при виде двух пустых чайных чашек, напомнивших о посетительнице. Будем надеяться, ей хватит ума оставаться в «Короне». Вряд ли станет шататься по городу в поздний час. С другой стороны, озабоченно рассуждал Эндрю, она может спуститься в бар. Вспомнился юнец с острой физиономией, в причудливом жилете. Бармен вполне способен разговорить хорошенькую девчонку и все о ней выведать.
Он взглянул на мобильник на кухонном шкафчике, подумывая звякнуть в гостиницу. Впрочем, если начнешь проверять, она взбесится, а по правде сказать, совершенно не хочется разозлить ее пуще прежнего.
— Хотя вообще непонятно, чего она злится, — пробормотал Эндрю.
Почти целый кусок торта лежит на тарелке. Есть не хочется. Он выбросил его в ведро, а чашки оставил. Миссис Флак утром вымоет.
Вскипел чайник. Эндрю наполнил грелку и, держа в руках ободряющий горячий пузырь, шагнул к двери в коридор. Протянул к выключателю руку, напомнив себе включить сигнализацию под лестницей. Пальцы только коснулись выключателя и не успели щелкнуть, потому что внимание неожиданно отвлеклось.
Кто-то настойчиво стукнул в кухонную дверь.
Он круто развернулся, не веря собственным ушам. Неужели снова она? Это настолько невероятно, что Эндрю какое-то время не двигался. А потом разъярился. Следовало догадаться, что Кейт будет действовать по своему усмотрению. Он подскочил к двери, распахнул ее. В лицо дунул холодный воздух.
— Слушай!.. Проваливай ко всем чертям туда, откуда пришла!
Ответа не последовало, за дверью никого. Послышалось? Эндрю нерешительно вышел в сад в неподходящей одежде для холода. Скопившаяся на траве роса сразу промочила шлепанцы, босые ноги застыли. Держа в руках утешительно горячую грелку, он с досадой продвинулся в темноту.
— Кейт! Ты здесь? Выходи! Если настаиваешь, зайдем в дом, поговорим. Только прекрати дурацкие игры. Черт побери, я схвачу воспаление легких…
Движение позади почуялось слишком поздно. На голову обрушился тяжелый предмет. Резиновый пузырь выскользнул из рук, запрыгал по земле. Эндрю тоненько взвизгнул, не столько от неожиданности, страха и боли, сколько просто выпустив воздух из легких. И упал ничком в росистую траву.
Оглушенный, он еще оставался в сознании, compos menti,[5]хорошо понимая, что на него совершено нападение и что ничего нельзя сделать. Просто лежал на сырой земле и стонал. Нападавший, кем бы он ни был, приближался к нему. Понятно, надо принять какие-то меры, как-то защититься. Ясно только, что произошла чудовищная ошибка. Кто-то наклонился над ним. Эндрю открыл глаза, видя смутный силуэт на фоне ночного неба цвета индиго. С нечеловеческим усилием поднял руку, слабо и бесполезно прикрывшись. Удалось прошептать:
— Подождите… пожалуйста… вы не поняли… — ибо он по-прежнему верил в недоразумение, чего еще не осознал злоумышленник.
Второй удар пришелся в висок, в глазах вспыхнул цветной фейерверк, воспарила боль. Теперь видно, что не ошибка. Целенаправленный и незавершенный акт, который завершится только после смерти. Неожиданность, боль парализовали тело и притупили чувства. В голове сгущается туман. Предпринята еще одна отчаянная и безнадежная попытка увернуться. Слишком поздно. Жалкие усилия прерваны очередным броском. Лежа лицом вниз, хватая зубами мокрую траву, впившись пальцами в землю, Эндрю издал последний невнятный вопль перед последним ударом, навсегда отключившим сознание.
Глава 4
Алан Маркби взялся за створку ворот Тюдор-Лодж и помедлил. Знакомая картина. Фактически слишком знакомая. В доме опущены жалюзи, занавешены окна, по крайней мере те, что выходят на улицу, традиционно свидетельствуя о смерти. Во время следствия они также свидетельствуют о желании оградить от чужого вмешательства частную жизнь, укрыться от назойливых фотокамер и гримасничающих репортеров с блокнотами и диктофонами.
Он уже с неодобрением приметил нескольких, слонявшихся на улице на манер заурядных прохожих. Одному Богу известно, откуда так быстро услышали новость. Вероятно, местный независимый журналист растрезвонил повсюду. Репортеры бродят мелкими группами, потягивают из термосов горячие напитки, жуют толстые сэндвичи, перешептываются, зорко следя за развитием событий. Каждый жаждет рассказать историю. Сенсационные детали. В первую очередь самые жуткие. Публика любит, чтобы по коже бегали мурашки.
Чуть ниже на дороге к коттеджам скромно ждет частная «скорая».
Среди репортеров нашлись два оптимиста, один из которых осмелился поприветствовать Маркби, когда тот вылезал из машины. Суперинтендент обращается с ними умело — любезно, но твердо. Они без особого шума скушали отказ поболтать. В любом случае сообразили, что он, только приехав, знает не больше них. Охота начнется потом, при отъезде. Алан узнал как минимум одного из солидной газеты. Понятно: дело имеет политическую окраску. Остальные — борзописцы из таблоидов — нюхом чуют скандал.
Он со вздохом толкнул створку, издавшую зубовный скрежет, как бы вторя его настроению. Утром, в десять с небольшим, солнце настойчиво выглядывает из-за летящих тучек. Может быть, позже прольется дождик. Хорошо бы. Сады пересохли. Алан огляделся. Мало надежд на следы на окаменевшей земле. Во всех остальных отношениях сад ухоженный. Газоны по обеим сторонам от узенькой дорожки аккуратно подстрижены. Кусты особой заботы не требуют. По бокам от парадной двери деревянные желоба, куда, видимо, выставляются цветы в горшках, когда минует угроза заморозков.
Чистоту и порядок нарушают оставленные с рассвета отпечатки ног и колес даже на неподатливой почве. Земля, еще не опомнившаяся после зимы, разбита и испещрена следами, отчего образовалась заметная тропка вдоль боковой стены. По ней он и направился, нырнув под сине-белую пластиковую ленту ограждения, протянутую от вбитого в землю колышка до угла дома, через газон к лестнице и предупреждающую, что за ней работает полиция и посторонним вход воспрещен.
Проходя вокруг особняка к заднему саду, услышал голоса. За домом тянется другой газон, обнесенный высокой старой каменной стеной. В тени громоздятся кусты-переростки, стена внизу затянута паутиной. Аккуратные сливовые деревья, посаженные, по всему судя, в незапамятные времена, раскинули ветви над кучкой людей, сгрудившихся вокруг белой палатки. На мгновение нахлынула ностальгия, воспоминание о детстве, когда маленькому Алану однажды разрешили провести летнюю ночь под тентом в саду у родственников. Констебль в форме увидел его, отставил кружку с кофе под дерево и двинулся навстречу.
— Доброе утро, — поздоровался суперинтендент, предъявляя удостоверение незнакомому молодому человеку, который наверняка тоже не знает его в лицо, хотя, конечно, о нем слышал.
— Доброе утро, сэр. — Юнец вздыбился в стойку «смирно» и махнул рукой на палатку. — Инспектор Пирс там.
Опыта у мальчишки маловато, он бывал на месте происшествий с фатальным исходом, а присутствовать на месте убийства явно не удосужился. Естественно, знаком с процедурой, но не может скрыть волнение. Жесты преувеличенные, как на телевидении.
