Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Римские же стоики, судя по всему, напротив, считали, что их соотечественникам будет невдомек, чего ради стремиться к добродетели. С другой стороны, они видели, что рядовой римлянин инстинктивно ценит спокойствие и, следовательно, восприимчив к стратегиям его обретения. В результате римские философы, по-видимому, пришли к выводу, что, подсластив добродетель покоем (то есть показав, какой покой обещает добродетельная жизнь), они сделают стоические доктрины привлекательнее для римлян.
Наконец, такие стоические учителя, как Музоний и Эпиктет, руководствовались еще одной причиной акцентировать внимание на безмятежности: это делало их школы более привлекательными среди потенциальных учеников. Следует помнить, что в Античности философские школы открыто соперничали друг с другом. Если школа преподавала философию, которая нравилась людям, она получала свою «долю рынка»; если же впадала в немилость, то могла кануть в Лету – что, как мы видели, едва не произошло со стоицизмом при Клеанфе.
Чтобы набрать и удержать учеников, школы были готовы проявлять гибкость в преподаваемых ими философских доктринах. Например, высказывалось предположение, что в середине III века до н. э. Академия и Стоя, терявшие слушателей в угоду эпикурейской школе, вступили в своеобразный философский альянс и надлежащим образом модифицировали свои принципы с общей целью – переманить учеников у эпикурейцев[65]. Точно так же, можно предположить, и римские стоики, делая акцент на спокойствии в своей философии, пытались отвлечь внимание от эпикурейцев, тоже манивших слушателей перспективой безмятежности.
Если вам кажется неправдоподобным, что античные философы могли «подгонять» свои доктрины ради привлечения слушателей, не забывайте, что многие школы именно с этого и начинали. Скажем, Потамон Александрийский, открывая собственную школу, подошел к делу с позиций эффективного маркетинга и решил, что лучший способ набрать учеников – это снять сливки с учений конкурентов[66]. Присоединившимся к его так называемой эклектической школе он обещал дать лучшее из того, что предлагают другие. Более того, и Зенон, создавая стоицизм, подогнал и смешал как минимум три учения: киников, мегариков и академиков.
Выдвинув на первый план спокойствие, стоики сделали свою философию более привлекательной не только для древних римлян, но и, как мне кажется, для современных людей. В конце концов, сегодня мало кто заинтересован в том, чтобы стать добродетельным в античном смысле. (Вероятно, мы должны были бы этим интересоваться, но суровая правда такова, что большинству нет до этого никакого дела.) Скажите кому-нибудь, что вы готовы поделиться античной стратегией достижения добродетели, – и ответом, скорее всего, будет зевок. Скажите, что владеете древней стратегией обретения спокойствия, – и собеседник наверняка навострит уши: в ценности этого состояния, как правило, никого убеждать не нужно. Вне всякого сомнения, если бы об этом зашла речь, ваш собеседник мог бы долго жаловаться на негативные эмоции, омрачающие его жизнь и не дающие ему покоя.
Именно по этой причине в последующих главах я обращаюсь к римским, а не греческим стоикам. По ней же в своем прочтении римских стоиков я касаюсь в первую очередь поиска не добродетели, но безмятежности. Сказав это, я обязан добавить: читатели, которые последуют советам римских стоиков по достижению безмятежности, тем самым могут достичь и добродетели. И если так случится – тем лучше!
Глава 3. Римский стоицизм
Самыми выдающимися римскими стоиками – и самыми полезными, на мой взгляд, для современного человека – были Сенека, Музоний, Эпиктет и Марк Аврелий[67]. Вклад каждого из этой четверки в стоицизм дополнял вклад другого. Лучшим писателем был Сенека, чьи трактаты и письма могут послужить доступным введением в римский стоицизм. Музоний известен своим прагматизмом: он давал подробные советы относительно того, как практикующие стоики должны питаться, одеваться, вести себя с родителями и даже заниматься сексом. Сильной стороной Эпиктета был аналитический метод: среди прочего он объяснял, почему стоическая практика может даровать человеку спокойствие. Наконец, «Размышления» Марка Аврелия, своего рода личный дневник, знакомят читателя с мышлением практикующего стоика: можно увидеть, как он ищет стоические решения повседневных проблем, а также тех, которые стояли перед ним как императором Рима.
Луций Анней Сенека, известный также как Сенека Младший, родился между 4 и 1 годом до н. э. в Кордубе (нынешней испанской Кордове). Хотя его философских сочинений до нас дошло больше, чем от любого другого стоика, он не был самым плодовитым стоическим автором (Хрисипп, скажем, был чрезвычайно плодовит, но от него ничего не сохранилось). Не отличался он и особой оригинальностью. Тем не менее его стоические тексты прекрасны и полны прозрений о человеческой природе. Он рассуждает в них о вещах, которые обычно делают людей несчастными, будь то горе, гнев, старость или социальные тревоги, и о том, что мы можем предпринять, чтобы сделать нашу жизнь не просто сносной, но радостной.
Как и другие римские стоики, о которых я еще расскажу, Сенека не принимал жизнь со «стоической» покорностью, а активно участвовал в ней. И подобно другим стоикам был непростой личностью. В самом деле, даже если бы он не написал ни слова о философии, то вошел бы в учебники истории по трем другим причинам. Во-первых, в качестве успешного драматурга. Во-вторых, из-за его финансовых операций: он был кем-то вроде инвестиционного банкира, сколотившего состояние во многом благодаря финансовому чутью. Наконец, за роль в римской политике I века: он был не только сенатором, но и наставником и главным советником императора Нерона.
Близость Сенеки к императорскому двору навлекла на него неприятности. Когда на престол взошел Клавдий, он приговорил философа к смертной казни за (якобы) прелюбодеяние с племянницей императора Юлией Ливиллой. Впоследствии приговор заменили изгнанием и конфискацией имущества, и в 41 году Сенеку, которому было уже за сорок, отправили на «скудную, поросшую терниями скалу», которую мы называем Корсикой[68]. В годы ссылки он читал, писал, исследовал остров – и, очевидно, практиковал стоицизм.
В 49 году Клавдий женился на Агриппине, и та уговорила его отозвать Сенеку из ссылки, чтобы назначить воспитателем ее сына от предыдущего брака – Нерона, которому было около 11 лет. Так после восьмилетнего изгнания Сенека вернулся в Рим. Вновь утвердившись в римском обществе, он стал, как говорят, «самым знаменитым гражданином своего времени: величайший живущий поэт и писатель, величайший литератор со времен Золотого века, фаворит правящей императрицы»[69]. Сам Сенека удивлялся своему успеху не меньше, чем другие: «Я постоянно сам себя спрашиваю: я ли, из всаднического сословия и родом из провинции, числюсь среди первых людей Римского государства?»[70]
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
