— Это запрещенный прием, Алесси! — злится он, вталкивая в прихожую. — Раздевайся.
Он швыряет зонтик в подставку, сбрасывает обувь и идет в комнату. Я стягиваю кофту и платье, снимаю босоножки. Джеймс возвращается и бросает мне полотенце.
— Белье тоже снимай. Вытирайся — и наверх. Живо!
У меня и в мыслях нет ослушаться, но зубы стучат уже не только от холода, но и от страха. Кажется, я здорово его разозлила.
— Молчи. Лучше молчи, Алесси, — произносит он устало.
Наверху он приводит меня в ванную комнату и показывает на душевую кабинку.
— Грейся.
С опаской смотрю на кнопки и рычажки, как-то тут все слишком наворочено, не разобраться. Джеймс снова ругается, включает воду и затаскивает меня под обжигающие струи. Я визжу от неожиданности, но он держит крепко, не позволяет отойти.
Мне только кажется, что вода слишком горячая. Вскоре я согреваюсь и облегченно перевожу дыхание. Джеймс смотрит на меня… странно. Уже не держит, но стоит рядом, не обращая внимания на то, что сам вымок. А мне хочется то ли прикрыться, то ли встать на колени.
— Вымойся, тут есть мыло и шампунь, — наконец выдает он. — Полотенце я оставлю… там.
И задвигает дверцу душевой кабинки.
= 10 =Джеймс
Когда Алесси спускается на первый этаж, я готовлю легкий ужин. Она в моем халате и носках, влажные волосы рассыпаны по плечам.
— Иди сюда, — зову я. — Садись за стол.
Салат, сыр, мясная нарезка… Сомневаюсь, что она наедается на ночь, да и мне кусок в горло не лезет. Но поесть надо, сегодня я только завтракал.
— Спасибо, я не голодна, — вежливо отвечает Алесси.
— Лучше не зли меня, Бэмби, — говорю я. — Я и так зол по самую макушку.
Не самое вежливое приглашение к ужину, но после того, что устроила Алесси, мне хочется одного: взять ремень и выдрать ей задницу.
— Бэмби? — переспрашивает она.
— Есть такой фильм, про олененка, — цежу я сквозь зубы, стуча ножом по разделочной доске.
— Я видела, но…
— Сядь, — перебиваю ее я. — И молчи.
Молчать у Алесси получается весьма красноречиво, потому что она не спускает с меня взгляда — того самого, наивного и бездонного. Он обжигает, как солнце в пустыне.
— Так нельзя, — не выдерживаю я. — То, что ты сделала — это манипуляция. Ты знала, что я не выгоню тебя, промокшую и несчастную.
— Я телефон забыла… — бормочет она, краснея.
— Да? И где он? Покажи.
Алесси смущенно отводит взгляд.
— Вот именно! — Ставлю на стол миску с салатом. — Можешь переночевать в гостевой спальне. К утру вещи высохнут.
— Джеймс, я не манипулировала, — бормочет Алесси. — Я не специально, честное слово.
— Угу… — Накрываю на стол и сажусь напротив. — Неубедительно.
— Нет, правда… — Она поднимает на меня взгляд. — Я не думала о том, что будет. Расстояние между нами увеличивалось, и мне стало страшно… С тех пор, как мы познакомились, я чувствую себя живой только рядом с тобой, Джеймс. Мне плохо без тебя…
«Это не повод врываться в мою жизнь». Вот что я должен был сказать. «Это твои проблемы, меня они не касаются».
Я сглатываю, потому что в горле что-то мешает — какой-то колючий комок царапает его изнутри. Невозможно не верить такому взгляду, взгляду олененка Бэмби.
— Прости, — добавляет она. — Это сильнее меня. Джей, не отталкивай, умоляю. Одна встреча, две, три… Сколько хочешь, пока я тебе не надоем. Я не прошу меня любить. Позволь мне хоть немного побыть рядом. Никаких обязательств, никаких условий. Я уйду по первому твоему требованию.
Не могу отказать, но и согласиться не могу. Казалось бы, чего проще? Алесси мне нравится, я отталкиваю ее, чтобы не обидеть… и обижаю отказами. Однако не могу отделаться от чувства, что мне выкручивают руки.
— Давай ужинать, — произношу я. — Мне надо подумать.
Алесси с аппетитом ест салат, таскает с тарелки кусочки сыра и колбасы. Пододвигаю ей остатки и завариваю нам травяной чай, ставлю на стол вазочку с клубничным вареньем. Она ест сыр вприкуску со сладким, запивая эту смесь чаем. Невольно задумываюсь, хорошо ли Алесси питается. Она не бросается на еду, но определенно не беспокоится о фигуре, наедаясь на ночь. Учится и подрабатывает? Живет в квартире, где много арендаторов? Где ее семья?
— Я помогу убрать со стола, — спохватывается она, когда я забираю пустую вазочку из-под варенья.
— Не стоит, — возражаю я, внутренне содрогаясь. Я никому не позволяю хозяйничать на моей кухне. — Иди наверх, отдыхай. Рядом с ванной комнатой, где ты мылась, есть гостевая спальня.
Не уходит. Мнется рядом с холодильником, покусывая губы.
— Что еще? — вздыхаю я, складывая тарелки в посудомоечную машину.
— Джеймс, пожалуйста, позволь мне лечь с тобой…
— Нет.
Опять накатывает раздражение. Нельзя же быть такой навязчивой!
— Я могу спать в кресле или… на полу, — настаивает она.
— Не переигрывай. Ты уже добилась своего, осталась в доме. Остановись на этом, Бэмби.
Черт! Кажется, у меня входит в привычку звать ее не по имени. Я дал ей прозвище! Впрочем… А что здесь такого? Чем Бэмби хуже малышек, котят и солнышек? О нет… Получается, я готов принять ее предложение? К черту принципы?
— Я похожа на Бэмби? — спрашивает Алесси.
— Ты еще здесь? — Я оборачиваюсь и сдвигаю брови. — Зачем мне рабыня, которая не слушается?
— Простите, сэр, — бормочет она и, наконец-то, идет к лестнице, путаясь в полах длинного халата.
Заканчиваю уборку на кухне, потом иду в душ. На втором этаже тихо, Алесси нет в моей комнате, и это радует. Перед сном я все же решаю проверить, как она устроилась. Осторожно открываю дверь в гостевую спальню и замираю на пороге.
Алесси сидит в кресле, поджав ноги, и плачет. Комнату заливает свет: кажется, она включила все светильники, которые обнаружила. Кажется, кому-то из нас не помешала бы консультация Дэвида. И, скорее всего, мне. Что не так теперь, когда я фактически признал свое поражение?
— Ты боишься спать одна? — осеняет меня. — Потому что место незнакомое?
— Д-да, — признается Алесси. — Но дело не в этом. Ночью мне страшно оставаться одной.
Мда… Все еще хуже, чем я думал.
— Ты живешь не одна?
— С подругой, — шмыгает она носом. — Простите, сэр. Я посижу так, можно?
