— Мы не ругаемся, — подозрительно косясь на старушенцию, осторожно заметил Ромка, его мысли наверняка вертелись недалеко от моих.
— Вот и славно, посмотрите, какая у вас милая девушка.
Ромка испуганно на меня покосился, схватил за руку и припустился вперед, таща меня за собой словно на аркане.
— Милая?! — через минуту завопила я, зачем-то ткнув пальцем в старушку, — Она сказала, что я милая?!
— Сенечка, не обращай внимания, успокойся, — Ромка предусмотрительно сжал меня за плечи и ткнул носом в грудь. Не особо приятно.
— Она меня милой обозвала, как тут вообще можно успокоиться?! Ты же слышал ее, слышал, что она сказала?! Нет, сегодня определенно худший день в моей жизни, а ведь еще только утро!
— Она не имела этого ввиду. Никому в здравом уме не придет в голову назвать тебя милой, уж поверь мне. Да ты посмотри на нее – она в маразме давно. Да и не ты ли минуту назад утверждала, что все не так уж и плохо?!
Мы оба покосились на бабульку, та приветливо помахала. Ромка опять прижал меня к могучей груди, я как могла старалась отвлечься от дурацкого обзывательства и восстановить дыхание.
— Ненавижу это слово!
— Это все ограбление, выбило тебя из колеи. Я знаю, ты любишь импровизировать, но не при отце же? Кто угодно на твоем месте вышел бы из себя… Поедем к тебе, выпьем чего-нибудь покрепче. Думаю, погоня нам уже не грозит.
Ромка схватил меня за руку и повел к противоположной стороне парка, где была стоянка такси.
Дома я бессильно плюхнулась, в смысле грациозно прилегла на свою круглую кровать, предварительно стянув с себя никчемные тряпки и облачившись в шелковую пижаму, которую приобрела в Париже в этом году. Ромка удалился на кухню, никак не меньше пятнадцати минут там чем-то гремел и вскоре ко мне присоединился, протянув мне мой любимый коктейль из мартини, себе налил коньяка. После пары глотков мне стало немного легче.
— Ромчик, я говорила, как люблю тебя?
— Ты любишь только себя и шмотки, но для разнообразия поверю.
— Вот свинья, — закатила я глаза. Вот и признавайся в любви после такого.
— Я тоже люблю тебя, Сенька. Но все равно проклинаю тот день, когда ты заставила меня съесть песок, когда нам было по три.
Ромка залпом допил коньяк, сгонял в коридор и притащил нашу добычу. От ноутбуков мы избавились еще в парке, так же как и от теткиной сумки (там ничего, кроме всякого барахла все равно не было, а ноутбуки – это риск). Швырнул все это на пол, я недовольно поморщилась.
— Посмотрим, что там?
— Конверт доставай уже!
— Так, где же…
Пришлось оттолкнуть Ромку и изъять конверт самостоятельно. Этого медведя пока дождешься все нервы истреплешь, а они у меня и так сегодня достаточно расшатаны. А он ко всему прочему может его и вовсе не заметить. Конверт ничем примечательным не отличался: совершенно обыкновенный и белый.
— Тебе тоже показалось немного подозрительным, что цыганка передала его именно нам?
— Какая еще цыганка?!
— Которая конверт мне протянула, — разозлилась я чужой недогадливости. Меня часто злила Ромкина узколобость и невнимание к деталям.
— Это очень подозрительно, открывай уже.
Теперь время тянула я:
— Независимо от того, что мы тут обнаружим, с дамочкой надо потолковать. Тот, кто передал ей конверт был уверен, что мы появимся. Похоже на подставу, вот только… — сформулировать свою мысль оказалось не так то просто, в голове бродили какие-то смутные догадки, но облечь их в слова я так и не смогла.
— Хватит фантазировать, просто открой его! — теперь злился Ромка.
Я аккуратно открыла конверт. В нем покоился сложенный вдвое листок бумаги и фотография моей персоны полугодичной давности. Я грязно выругалась…
— Что это может значить? — первым обрел дар речи Ромка.
— Ты посмотри на этот кошмар! Да кто вообще с такого ракурса фотографировать догадался? Дураку же ясно, если свет так падает, нужно брать намного левее… Понабирают всяких идиотов, и что в результате? Вот что! — я ткнула пальцем в ненавистный снимок, — Кучка бездарей!
— Закончила представление?
— Нет!
— Хорошо, можешь еще попричитать, я налью себе еще коньяка, — Ромка в очередной раз ушел на кухню, а мой энтузиазм пошел на убыль: когда не было зрителей вдохновение тоже куда-то улетучивалось.
Вернулся друг с целой бутылкой, решив видимо как следует подзаправиться перед тем, как я продолжу.
— Записку прочитала?
— Какую? — не поняла я, моим вниманием всецело завладел снимок.
— Ту, что ты откинула в сторону, чтобы полюбоваться на себя любимую.
— Ах, этот листок.
Я брезгливо схватила ни в чем неповинную бумагу, но потом позволила себе немного расслабиться и развернула ее.
— «Никто не лицемер в своих забавах», — прочитала я вслух.
— Это что еще за хрень?
— Слова одного английского писаки. И как он только посмел обо мне написать? — возмутилась я.
— Значит, кто-то в курсе, чем ты занимаешься в свободное время. Интересно, откуда?
— Нет, писатель давно мертв, откуда бы ему знать?
— Господи, как я сочувствую бедолаге, которому придется на тебе жениться, — картинно закатил глаза Ромка.
— Ну ты теперь полгода мой раб, вот ты и женишься, — мстительно заявила я, весьма довольная собой.
Ромка сделал большой глоток прямо из бутылки, наверняка от большого счастья, а я продолжила:
— Снимок был сделан в январе этого года, аккурат после Нового Года. Тогда я в Европе отдыхала, вместе с мамой. Это ресторан нашего отеля в Париже, кормили там кстати довольно паршиво, зато драли втридорога, чертовы французы. Если я правильно помню, снимок сделан с того столика, что ближе к выходу располагался. Я всегда сидела у окна у крайнего столика, так что подобный ракурс как раз только оттуда можно было снять. И сделал это наверняка посетитель, или некто очень похожий на того, кто может себе позволить подобный отель. Если бы там кто-то выделялся, я бы приметила, уверяю тебя. Да и с охраной там полный порядок…
— Кто-то следил за тобой?
— Не думаю, я бы заметила. Скорее всего, это была случайная встреча, либо слежка длилась очень недолго. Но раз снимающего я не узнала, значит, он меня знает, а я его нет.
— Он хочет нас шантажировать? Это ведь намек на то, что он все знает? — как всегда узко мыслил Ромка.
— Он хочет со мной поиграть, — счастливо разулыбалась я, настроение мгновенно поднялось.
— Что значит «поиграть»?! — заволновался Ромка.
— То и значит: фото, сделанное в Париже, якобы подставное ограбление… Все это как-то… не похоже на наших обычных врагов, ты не находишь? Во-первых, вряд ли кто-то из них потащился бы во Францию ради одной единственной фотографии, во-вторых, слишком уж замудрено. Этот кто-то хотел заинтересовать меня, хотел, чтобы я поучаствовала в его игре. Пока это лишь мои фантазии, но они не лишены смысла.
