— Дарья, не Дарья… Не важно. Ты вот что, не-Дуся, пойди все же, сходи к покоям принца, узнай как там обстановка, и мне расскажи. Не гоже мне самой ходить там, все разнюхивать. Иди, иди, не отлынивай!
И напоследок улыбнулась служанке и благожелательно кивнула, понимая, что все же нужно производить хорошее впечатление на будущих подданных. Затем с удовольствием вернулась к рассматриванию красок для лица и составлению самых выгодных сочетаний для сегодняшнего вечера. В этом творческом погруженном состоянии она пребывала до тех пор, пока Дафна не ворвалась в комнату.
Вид у служанки вид был весьма запыхавшийся, глаза широко раскрыты, волосы почему-то взлохмачены. Она то разевая, то закрывала рот в попытке отдышаться и рассказать новости, которые её так взволновали. Лали с интересом и даже озабоченностью уставилась на вбежавшую. Наконец та смогла перевести дыхание и выпалила:
— Сегодня у покоев принца дежурит Петро Пеоро. С ним ещё один гвардеец, но он меня не любит, и все время прогоняет… но Петро свой и он мне шепнул, что кроме меня сегодня у покоев принца крутились не меньше четырех служанок и ещё по крайней мере две камеристки разных благородных дев и жен. И все они хотели разузнать, когда принц прибудет в покои!
Вытаращив глаза ещё больше и прижав немного пухловатые руки к пышной груди, Дафна уставилась на свою госпожу. Новость не порадовала Лали. Она нахмурилась, смежила веки и с усилием выдохнула через зубы. Началось. Вот о чем надо было думать, а не об эстетистке и массаджо!
С досадой она оттолкнула коробку с красками для лица, и та грохнулась о край большого зеркала, перед которым сидела. Понятно же, что теперь все слетятся к принцу, будут его добиваться! Лали вскочила, стала ходить вперед-назад по комнате, нервно кусая губы. Что же делать? Что же делать?! Её трясло от страха — она может всё потерять!
— Одеться мне. Быстро!
И пока служанка помогала госпоже с платьем, та молчала, только исподлобья смотрела на себя в зеркало. Потом сама нанесла на лицо краски. Получалось плохо — руки дрожали, хотелось бежать, что-то делать, скоре решать возникшую проблему. Да и лицо подрагивало, особенно вокруг плотно сжатого рта. Наконец с лицом она закончила, осталась только прическа. Но время было дорого, стоило спешить.
Она шла так быстро, как только могла. Она бы и побежала, но не позволял этикет. Да что б ему!.. Почему такие длинные коридоры? Почему она так медленно ходит? Вот наконец крыло принца, его кабинет, затем дверь в личные покои, рядом с которой стоят два гвардейца. Лали посмотрела на них свысока и потребовала:
— Пропустите!
Они молчали, но не двигались. Девушка, еле сдерживаясь, произнесла:
— Я фаворитка принца и требую пропустить меня к нему в покои!
Один из гвардейцев ответил, взяв на караул и глядя прямо перед собой:
— Не положено!
Тяжело дыша, Лали плотно сжала губы и прикрыла на мгновенье глаза. Потом усилием воли заставила себя выдохнуть и спросила чуть спокойнее:
— Никого не пропустите, кроме самого реджи?
— Так точно! Только его величие!
Развернулась и кусая от нетерпения губы, стала медленно отходить от двери. Она пыталась предположить, у кого можно узнать, когда принц явится к себе. Уж точно не караульные гвардейцы, ведь верно? Тогда кто? Пожалуй, только секретарь. Значит, стоит заглянуть в кабинет принца.
И Лали вернулась по коридору назад. В нерешительности постояла возле кабинета, а затем постучала.
— Да-да, войдите! — послышалось изнутри.
Потянула огромную ручку, и высокая тяжелая створка раскрылась. Как всякий кабинет, кабинет принца начинался с приемной, где обитал секретарь, Марк Опрельский, сейчас сидевшего за конторкой, левая часть которой была завалена бумагами. Он вежливо улыбнулся отработанной улыбкой секретаря очень занятого человека, такой улыбкой, чтобы показать, что он очень занят, но готов уделить вопросу сударыни полминутки, но не больше.
Фаворитка принца, не часто бывавшая здесь, но все встречавшая секретаря не так уж редко, слегка присела в приветствии и мило улыбнулась, чуть блеснув своими изумительными зубками.
— Дорогой, уважаемый Марк! — она молитвенно сложила руки перед собой, немного склонила голову к плечу, а бровям позволила слегка сморщить лоб между бровей, чтобы получился умильный домик. — Подскажите глупой женщине, когда ждать его величие? Я приготовила подарок…
Она сказала это, кокетливо стрельнув глазками, чтобы намекнуть на то, какого рода подарок, а заодно смутить этого очень занятого молодого человека. Лали знала, что смущение близко к чувству вины, и потому через него удобно влиять на людей. Но секретарь, не смотря на молодость, на подобные почти детские хитрости не попадался, потому лишь вопросительно уставился на посетительницу.
— Вы можете мне это сообщить? — ещё добавив умильности в выражение лица, проявила настойчивость девушка.
— Я могу сообщить, только то, что знаю, но…
— Но? — Лали широко раскрыла глаза, глядя на Марка вопросительно и немножко восторженно. — Вы что-то хотите взамен?
— Информацию? — переспросил её секретарь.
— Какую? — кокетства в тоне фаворитки уменьшилось, привычно зазвучали деловые нотки.
— Например, куда вы с принцем пошли после ужина?
Лали задумчиво прищурилась, глядя на секретаря. Ну что ж, это не секрет, да и не жалко, она ответит, если это цена за нужную ей информацию.
— Мы прошли к восточному выходу к конюшням и там расстались. Принц ушел, а я поднялась к себе.
— Благодарю, — склонил голову в коротком поклоне так и не поднявшийся из-за стола секретарь. И тут же вновь уткнулся в свои бумаги.
Лали возмущенно захлопала ресницами.
— А мой вопрос?
Опрельский вновь поднял на неё взгляд, уже явно демонстрируя свое недовольство тем, что его отвлекают от работы.
— Что ваш вопрос?
— Ответьте на мой вопрос!
— Но я же сказал, что могу сообщить, только то, что знаю.
— Ну так сообщайте!
Терпения у Лали почти не осталось, она снова едва сдерживалась, желая схватить что-нибудь тяжелое и врезать по этому противному человеку.
— Не могу.
— Почему? — ноздри Лали стали опасно раздуваться.
— Я не знаю.
— Чего вы не знаете?
— Я не знаю, когда вернется принц.
— А зачем вы тогда потребовали плату в виде информации?!
— Я потребовал?
— Да, вы! — от яростного крика Лали удерживало лишь присутствие двух гвардейцев, стоящих у дверей кабинета. Поэтому все свое бурное негодование она вложила в слова, выразительно их прошипев.
— Вы не правильно меня поняли.