Максим беззвучно чертыхнулся и набрал в ответ:
— Нормально, Михаил Аркадьевич. Сегодня свежую оленину на обед ел.
— ???
На том конце. похоже, произошел взрыв мозга. Потом бледные символы замелькали на затемненном экране гаджета:
— Круто!
— Ага, — ответил Востров. — Я по поводу взрыва.
Даже не слыша голоса шефа, Максим понял, как повеяло холодом.
— Ты там далеко?
— Нет.
— Не лезь, наши займутся. У тебя другая цель.
Вот что-то именно такое он и предполагал. А раз другая цель, то…
— Вы в курсе, что у зараженных в зоне забирают кровь? Под видом тестов. Примерно, — Максим прикинул, сколько выходило по рассказам его подопечной. — Литр — полтора в месяц.
— Что? Откуда такие данные? — побежали удивленные значки по дисплею.
— Из первых рук.
На какое-то время воцарилось молчание. Видно было, что абонент печатает, но все время останавливается и начинает набирать снова.
— Прошу проверить эти сведения, — напечатал Максим. — Берется ли кровь, если да, то куда направляется. Конечная цель этой цепочки.
— Сделаю, — спустя некоторое время пришел ответ.
— И еще.
Тут он сам остановился, не зная, как объяснить себе, почему он был лично заинтересован в ответе. И все же спросил:
— Вы знали, что у нее чип?
Ведь если чип, значит, она здорова?
Но официально известно, что зараженные не выздоравливают. Вирус крайне опасен и активен, контактирование с зараженными без соответствующих мер защиты запрещено. Кроме того, на фоне смертельных изменений в организме у них повреждается психика, и это ведет к повышенной агрессии. Поэтому все зараженные немедленно и перемещаются в закрытые зоны особого режима. И это билет в один конец, мать его!
Но если у нее чип?! Что в зонах происходит?
Еще минута эфирного молчания, потом шеф напечатал:
— Максим, постарайся выяснить, что можешь.
Он уже собирался напечатать еще кое-что, и вдруг заметил в стороне движение. И тут же набрал символ «конец связи». Защитный экран мгновенно погас, а он затаился.
Несколько фигур у машины. Охотники. Уже знакомый официант. А это еще с ними кто? Востров подстроил ночную оптику и увидел администратора того самого мотеля, где он остановился. Тот говорил с охотниками о чем-то, причем, время от времени оглядывался в сторону здания.
И что-то подсказывало Максиму, что говорили эти ребятки о нем. Слишком уж внимательно они на него еще за обедом смотрели. Наконец охотники отъехали, а те двое еще задержались и, прежде чем разойтись, снова говорили о чем-то, оглядываясь на мотель.
Не понравилось это все Максиму. Он выждал немного, потом быстро рванул в хоздвор, чтобы тем же порядком забраться обратно в номер. Чутье просто кричало, что надо торопиться.
Еще когда поднимался по стене, понял, что не ошибся.
В номере кто-то был. Кто-то посторонний. Звуки борьбы… Кто-то пытался изнасиловать женщину, а она отчаянно сопротивлялась. Он почти скрутил ее и шипел:
— Что ж ты выеживаешься, как будто от тебя убудет? С опером можешь, а с нормальными мужиками нет? Ничего, мы всех их кончим…
Видимо, она умудрилась его укусить или как-то еще достать, потому что тот взвыл и вызверился:
— Тварь! Где твой опер? Отвечай!
Но Максим уже добрался.
— Здесь, — сквозь зубы пробормотал.
А в следующее мгновение оторвал его от женщины и свернул шею подонку. Глянул потом — администратор, как он и подумал. Женщина забилась в угол на кровати и смотрела на него дикими глазами. За все это время она не издала ни звука.
Да что такое с ней:?! Хотелось… Он сам не знал! Успокоить ее, или гаркнуть, так, чтобы она прекратила. Сам не знал, что.
Вместо этого Максим едва слышно сказал:
— Уходим.
Она тут же кивнула, быстро пригладила волосы и схватила рюкзак. Уходили из номера через окно, Максим был уверен, что в холле их ждала бы встреча. Теперь он уже нисколько не сомневался, что в городке засели боевики, и первое, что собирался сделать, когда они выберутся, передать данные Пашнину.
Но пока надо было делать ноги. Спуститься вниз удалось быстро. Он опасался, что с женщиной будет много шума, внимание привлечет. Но в который раз поразился, насколько она дисциплинирована. Все его команды исполнялись мгновенно и без слов.
Внедорожник свой Максим специально оставил подальше от мотеля, и так, чтобы можно было беспрепятственно уйти. Выехали с выключенными фарами, и всю дорогу, пока не выбрались на основную дорогу, и он не отправил данные Пашнину, Максим был в напряжении. А женщина сидела рядом, и кажется даже не дышала, хотя он каким-то шестым чувством ощущал отголоски ее эмоций.
* * *
Ушли. Дальше можно было двигаться немного спокойнее. Он выждал еще немного и уже собирался включить фары…
— Я вас очень прошу, не докладывайте, пожалуйста, о том, что произошло, — заговорила вдруг женщина.
Неприятно царапнуло. Вновь всколыхнулись подозрения.
— Вы о чем? — повернулся он к ней.
— Я вас очень прошу, не докладывайте вашему начальству, что меня… ну, что меня… Я вас очень прошу!
Это был предел. Он резко вильнул на обочину, остановился и развернулся к ней. И все то раздражение, копившееся в нем, разом выплеснулась.
— Какого черта! — стукнул он по рулю. — Какого черта! Что ты за бесхребетное существо такое!? Тебя только что пытались изнасиловать, а ты трясешься — не докладывайте?! А может, трясешься, потому что задание не выполнила?!
Она секунду смотрела на него, а потом взорвалась криком:
— Да как вы не поймете! Я же зараженная! Если станет известно, что у меня была попытка сексуального контакта — это же нарушение! Малейшее нарушение регламента и правил безопасности — и все! Они отзовут разрешение, и я не смогу увидеть ребенка! Понимаете вы?! Сына я не увижу!
Женщину била дрожь, а в сухих глазах горел лихорадочный огонь. Максим не ожидал от нее такого взрыва эмоций, несколько секунд просто ошалело глазами хлопал. А потом вскипела ненависть.
— Сына, говоришь, не увидишь?! — взревел, ткнув в нее пальцем. — Мой сын в могиле! Убили такие как ты! Зараженные!
Звоном повисло молчание, они так и уставились друг на друга. Наконец женщина проговорила:
— Мне жаль. Я сочувствую вашему горю. Но в этом нет моей вины.
И отвернулась.
А ему вдруг показалось, что все это его душит. Душит! Рванул ворот, отвернулся к окну и замер, стискивая руль. Прошло несколько минут, прежде чем он запустил двигатель. Потому что надо было ехать, мать его. Нельзя стоять на месте.
