Накрываю на стол и даже свечи расставляю — все-таки мы не виделись несколько дней, а мое откуда-то взявшееся дурное настроение стоит подавить еще в зародыше. И рассказываю про свои выходные, а потом начинаю расспрашивать про его дела.
— Ой, да вымотали нас там, — машет рукой Денис, — то одно им не так, то другой пункт не устраивает. С утра до ночи бились над этими пунктами, нас еще и задобрить пытались — по кабакам таскали, спаивали.
— Но вы отстояли свои позиции? — смеюсь.
— Нас голыми руками не возьмешь! — он изображает ножом и вилкой жестокую битву, а я чувствую, что меня отпускает.
Мой милый и надежный Денис. А мне не следует раздражаться из-за всякой ерунды — ну кто не без недостатков?
Мы укладываемся в кровать и самозабвенно тискаемся под одеялом, и я засыпаю действительно довольной.
И следующую неделю улыбка не сходит с моего лица.
— Красавица, — не менее доволен мой отец. Верная своей задумке, я снова звоню ему сама и предлагаю поужинать в четверг, так что мы встречаемся в ресторане. — Москва тебе идет и новое платье тоже.
Смеюсь и качаю головой:
— Это гены.
Но мое замечание неожиданно стирает довольство с его лица.
— Точно не мои, — вздыхает папа. — Ты вылитая мать, когда я с ней познакомился. Устоять не мог ведь — улыбчивая, яркая, звенящая такая была, все вокруг головы сворачивали… Лучше бы не я свернул, а кто другой.
— Пап…
— Да что там, думаешь я не знаю, как ты к этому относишься? Или сам по другому отношусь? Мудаком я был, Майя, надеюсь хотя бы не остался.
Он мнется.
Чувствую, хочет поговорить об этом, но от меня знака ждет. Я ведь сильно в душу родителям старалась не лезть — что они мне рассказывали, тем и довольствовалась. Может боялась узнать что-то совсем печальное, может не готова была, к правде-то…
— Почему вы… расстались? — спрашиваю.
— Испугался я, — вздыхает. — Я тогда только-только на ноги становился, то там, то сям крутился — легкие деньги появились, дружки, мотоциклы, девчонки… И Оля вдруг — такая светлая, влюбленная. Думал побудем с ней недолго и разбежимся, как и со всеми. Да какой там — сам отлепиться от нее не мог. Но потом представил, идиот малолетний, что все будет как у всех — свадьба, одна постоянная женщина, ипотека и работа на заводе каком-то — так сразу в штаны навалил. И Оля еще с беременностью своей неожиданной. Как сейчас помню — она такой счастливой была, когда говорила о ней…
— А ты предложил сделать аборт? — сглатываю и выдавливаю из себя то, что со слов мамы знаю.
— Да, — хрипит и смотрит в глаза заискивающе. — Я много в жизни ошибок сделал, но эта могла бы стать самой роковой. Если бы не Оля, и не её внутренняя сила… Она тогда просто развернулась и ушла. А я ведь еще и бегал потом, уговаривал одуматься. Доуговаривался блин. Уехала вообще из города — ты же знаешь, что мы в Питере тогда жили? И никаких почти следов не оставила. Ну я и решил, что все к лучшему. Сама разберется, раз приняла такое решение. Бизнесом всерьез занялся, времени думать и не было.
— Но ты же нас нашел?
— Нашел, — вздыхает. — Я ведь и не забыл ее, понимаешь? И когда понял, что сниться начала — с кулечком в руках, хотя ты уже в школу пошла — нанял парней, чтобы разыскали. Только Оля, понятное дело, разговаривать со мной не захотела. И с тобой знакомить отказалась. Я бы может и настоял, но я уже столько гадостей ей сделал, что не мог войной против Ольки-то… Решил — ну и черт с ним. Новую жизнь построю, раз уже повзрослел, семью захотел. Женился. Но за вами присматривал, мне даже фото твои присылали.
— А потом ты дал денег на операцию.
— Ну хоть что-то хорошее сделал в этой жизни, — кривится.
— Пап… а детей-то почему больше не завел?
— А это меня Бог наказал, — совершенно серьезно заявляет мой отец, которого я возле церкви и представить не могла. — Я в тридцать пять заболел. И как итог — бесплодие. С первой женой потому и развелись, а Ирина… у нее свой сын был. Ну я и подумал, будет кому все передать. Жаль, что пацан амебный оказался, ничего не хочет, кроме как своими мажорскими шмотками хвастаться, да у мамки под крылом отсиживаться.
— Ну может изменится что — ему ведь шестнадцать всего, — говорю неуверенно.
— Ну может.
Разговор оставляет горькое послевкусие и больше мы к нему не возвращаемся — хотя всю дорогу домой я не могу не думать о том, насколько хрупкое оно, человеческое счастье.
И как легко можно исковеркать неправильным решением человеческую жизнь…
— Ты чего так поздно? — хмурится Денис, когда я в квартире появляюсь.
— Прости, забыла предупредить, — отвечаю рассеяно, — с отцом ужинала. Но ты бы позвонил, если беспокоился.
Только последняя моя реплика без внимания остается.
Парень хмурится еще сильнее:
— С отцом? Одна? Без меня?
— Ну да… А что такое? Я поговорить с ним хотела.
— А я разве не хотел?
Смотрю на него в некотором недоумении. И пытаюсь отделать шуткой:
— Ну если тебе хотелось поболтать о моем голозадом детстве, которое он не застал…
— Даже если так, ты что, против? — бросает раздраженно Денис.
— Я не против, я только не понимаю, почему ты так агрессивно себя ведешь?
— Может потому, что ты меня ни во что не ставишь? — огрызается парень и хлопает дверь ванной.
Хм. А я думала ретроградный Меркурий закончился уже.
Что ж, скрестись в дверь и продолжать выспрашивать, что с ним такое, не стану. Я на сегодня уже исчерпала запас душевности, самой надо в себя прийти.
К завтрашнему дню оттает сам.
9Денис не оттаял ни к следующему утру, ни через несколько дней, вызывая все большее недоумение. Он будто превратился в инфантильную девочку, с которой надо было трепетно и осторожно. И, желательно, по десять раз на дню выяснять, что с ним случилось и что я могу сделать, чтобы он больше не хмурился.
Фиговая тактика, вызывающая у меня только раздражение.
Парень ведь и понравился-то мне изначально потому, что выглядел человеком, который знает себе цену, знает чего хочет и умеет этого добиваться — не столько шагая по головам, сколько собственным упорством, продуманностью действий и трудолюбием.
Стержнем своим понравился.
А что сейчас происходит? ПМС?
У нас, конечно, как у любой пары бывают и ссоры, и недомолвки, но нынешний повод мне кажется совершенно надуманным.
— Денис, папа билеты в театр подарил на следующую пятницу, ты пойдешь со мной? Рада буду, — делаю очередную попытку перевести наши отношения хотя бы с уровня «я никогда тебе этого не прощу» на уровень «у нас сложности, но мы справимся».
