Ранним утром мы сидели в холле на чемоданах и ждали автобуса в аэропорт. Отель спал. Спал даже юноша на ресепшене.
Вдруг двери лифта открылись, и из него выскочил сонный Ромка. Он забыл надеть очки и выглядел непривычно и смешно.
– Держи, я тут свой адрес написал… электронный… и такой… – запинаясь, проговорил Ромка, всовывая мне в руку листочек, вырванный из блокнота. – Может, ты это… и мне свой оставишь, а?
Я не смогла найти листка бумаги и, стащив с тумбы на ресепшене ручку, записала свой адрес Ромке прямо на ладони.
На улице раздалось фырчанье мотора – за нами приехал автобус. Родители понесли наши чемоданы, я поплелась за ними. Уже около дверей оглянулась – трогательный близорукий Ромка печально взирал мне вслед. И тут я удивила даже саму себя. Подбежала к нему, обняла и чмокнула в губы. Да, прямо в губы! Он покраснел и начал глупо улыбаться, а я понеслась за родителями, которые уже поднимались в автобус.
Автобус тронулся с места. Я выглянула в окно. Ромка, все еще красный и улыбающийся, махал мне рукой. Я тоже помахала ему. Мне стало одновременно грустно и тепло.
– Женихи провожают? – ухмыльнулся папа, но сразу сник под строгим взглядом мамы.
Потом мама посмотрела на меня, и я тоже увидела в ее глазах тепло и грусть. Мама обняла меня, я прижалась к ней и заснула до самого аэропорта…
13 июля
Москва встретила нас серым небом, моросящим дождем и слоем пыли на мебели.
Мама обзвонила всех близких знакомых и каждому в подробностях рассказала о нашей поездке.
Днем мне было сообщено, что как только мы разберемся с вещами, я вместе с Розочкой поеду в Питер к другу ее юности. Я обрадовалась – люблю проводить время с бабушкой! Непонятно, как у нее такой занудный папа уродился, ведь сама Розочка – просто фонтан юмора и оптимизма.
На улицу выходить не хотелось. После солнца, песка и синего неба от горизонта до горизонта Москва казалась пыльным сундуком. На крышах домов лежали серые тучи, даже зелень была не сочной, а какой-то бумажной. Словно ты долго смотрел на свет, после чего начинает слепить глаза и все вокруг выглядит блеклым. И еще, в Турции я не видела голубей, и они не какали на окна!
В перерыве между телефонными разговорами мама кинула взор на кухонное окно:
– Соня, помой стекла. Жить обкаканными неприлично!
Мне пришлось отмывать окно от голубиного помета. Я рисковала жизнью, но маме было важнее в сотый раз пересказать историю о Капустине, чем побеспокоиться о здоровье дочери. Мало того, что мне светило сверзиться вниз и свернуть шею, так я еще могла заработать насморк в такой промозглый день!
Представив себя, лежащую на земле со свернутой шеей и насморком, я уже хотела прослезиться, но тут заметила знакомую фигуру. Мальчишка шел по противоположной улице под зонтиком, видны были только ноги в джинсах и кроссовках. Но я могла поклясться, что это ноги Игорька!
– А я милого узнаю по походке, – запела я себе под нос голосом Гарика Сукачева.
– Соня, что ты там ноешь? Голубиную неожиданность стерла? – оторвалась от телефона мама.
Походка Игорька скрылась за поворотом, я захлопнула окно и пошла в ванную, отогреваться. Конечно, когда на улице двадцать четыре градуса, обморожение не заработаешь, но надо учитывать эффект акклиматизации. Как же сложно жить в семье, где взрослые совсем не озабочены вопросами медицины и детской смертности! Под душем вспомнила, что кроссовки Иванова уже видела на другом парне – тот живет в доме напротив и учится в десятом классе. Неужели Игорьку совершенно нечего надеть и он донашивает обувь за старшеклассниками?
Перед сном нашла листок с адресом Ромки. Черт знает куда его жить занесло – в Новосибирск! Надо хоть по карте посмотреть, где это. Впервые пожалела о тройке по географии.
14 июля
Весь день просидела на стиральной машинке. Чувствую, ночью меня будет потряхивать в кровати.
Перед сном решила освоить новую технику рисунка. Пока в творческом организме живет дрожь после стирки, нужно брать в руки карандаш. Целый час я рисовала море, небо и чаек. Уверена, сам Эшер позавидовал бы геометрии моей картины. Даже прерывистость линий работала на замысел – вышел рваный стиль. Стиль, над которым можно думать и чувствовать.
Оказалось, в нашем доме нет думающих и чувствующих людей!
– В глазах рябит, – схватилась за голову мама. – Сонечка, вообще-то рисунок замечательный, просто надо убрать рябь и черточки.
Что она понимает? «Рябь», «черточки»… У меня художественное ви€дение такое! Как же примитивен средний обыватель, типа моей мамы…
– Сонька, ты зачем хорошую работу перечеркала? – удивился папа, разглядывая мой шедевр. – С такими нервами не быть тебе хирургом.
