— Надеюсь, она не...
— Она в психиатрической клинике. Уже три года. Не пройти ли нам в гостиную? — Он взял обе чашки и подождал, пока Джессика отойдет. Девушка посторонилась.
— Я этого не знала, мистер Бишоп, — сказала она, усаживаясь и принимая от него чашку.
— Разумеется. Нет ничего странного в том, что вы не знали. Меня зовут Крис, между прочим.
Она попробовала свой кофе, и Бишоп который раз удивился двойственному впечатлению, производимому девушкой. Иногда она казалась суровой, почти колючей, а в следующее мгновение — застенчивой и юной. Довольно тревожная смесь.
— Вы уже просмотрели утреннюю газету? — спросила она.
— Я прочитал заголовок и мельком взглянул на репортаж. «Очередное безумие на Улице Ужасов». И куда только смотрит общество местных жителей?
— Прошу вас, мистер Бишоп...
— Крис.
— Поймите, ситуация гораздо более серьезна, чем вы думаете.
— Ладно, не буду столь легкомыслен. Признаю, что человек, перерезавший сначала своей спящей жене горло машинкой для подравнивания зеленой изгороди, а затем ею же ампутировавший лапы у своего пса, отнюдь не забавен. И то, что напасть на полицейских ему помешала только длина провода его адской машинки, мягко говоря, не смешно.
— Рада, что вы так думаете. А вы прочли, что он закончил испытание этой машинки на себе? Перерезал главную артерию на бедре и скончался от потери крови прежде, чем его доставили в больницу.
Бишоп кивнул:
— Вероятно, таким был его первоначальный план — убить жену, пса, а затем и себя. Он хотел, чтобы они разделили с ним эту чашу до конца. — Бишоп поднял руку, предупреждая ее возражения. — Я не шучу. Многим самоубийцам присуще стремление прихватить с собой и своих близких.
— Даже если это самоубийство, то это явное проявление безумия. А почему покончили с собой те двое?
— Кто именно?
— Женщина, убившая своего любовника, и мужчина, стрелявший в мальчиков и их отца.
— Но он не умер.
— Умер прошлой ночью. Мы с отцом ходили в полицейский участок, где он содержался под стражей, — надеялись получить разрешение задать ему несколько вопросов. Когда мы прибыли, он был уже мертв. Его оставили в камере одного, и он раскроил себе голову об стену. С разбега, мистер Бишоп! Там всего восемь футов от стены до стены, но чтобы разбить голову, ему этого хватило. Они считают, что ему пришлось сделать две попытки, чтобы добиться своего.
Бишоп содрогнулся.
— А девочка? Та, которая...
— С нее не спускают глаз. Сейчас полиция выясняет причину пожара; похоже, это был умышленный поджог.
— Но не думают же они, что ребенок мог поджечь свой собственный дом?
— Она некоторое время находилась под наблюдением психиатров.
— Вы полагаете, что это и есть связующее звено? На Уиллоу-роуд все постепенно сходят с ума?
— Вовсе нет. После встречи с вами мы навели некоторые справки и выяснили, что три человека, замешанные в убийствах на прошлой неделе...
— Но вина девочки не доказана, — решительно возразил Бишоп.
— Я уже сказала, что полицейские считают, что поджог был умышленным. Все электрические приборы были выключены, утечка газа не обнаружена, камин в кухне отсутствовал, и проводка, как выяснилось, тоже была исправна. В чем они совершенно уверены, так это в том, что первыми загорелись занавески на окнах. Обуглившийся коробок спичек был найден на подоконнике. Их интересует, каким образом девочке удалось выбраться из дому, в то время как находившиеся в соседней комнате мужчина и женщина не смогли спастись. Возможно, они ошибаются в своих подозрениях, мистер Бишоп... Крис, но тот факт, что пожар возник не случайно, а она выбралась наружу совершенно невредимой, даже не испачкавшись, похоже, свидетельствует против нее.
Бишоп вздохнул:
— Хорошо, допустим, она виновница пожара. И что вы об этом думаете?
— И женщина, и девочка страдали психической неустойчивостью. Полгода назад женщина пыталась совершить самоубийство. Мужчина с ружьем был осужден за приставание к малолетним. Он потерял работу и превратился в парию, а эти мальчишки, по словам соседей, над ним издевались. Возможно, для него это стало последней каплей.
— Так вы считаете, что все трое были сумасшедшими?
— Большинство людей, решившихся на убийство, в каком-то смысле безумны. Полагаю, что на Уиллоу-роуд действует какой-то непонятный катализатор.
— Который сводит их с ума? Она покачала головой:
— Скорее направляющий слабую психику живущих там.
— На убийство?
— На дурные поступки. Не думаю, что это обязательно должно быть убийство.
— И вы считаете, что все это как-то связано с прошлогодним массовым самоубийством?
Джессика кивнула:
— Мы с отцом уверены, что у этого самоубийства была какая-то причина. У Прижляка, Киркхоупа и у всех остальных был какой-то мотив.
Бишоп поставил чашку на стол и встал. Глубоко засунув руки в карманы, задумчиво подошел к камину и некоторое время молча смотрел на пустое место за решеткой.
— Все это немного отдает фантастикой, не правда ли? — мягко заметил он, возвращаясь к столу. — Я хочу сказать, что для самоубийства нужна только одна причина — избавление. В конечном счете все сводится к этому. К этой цели...
— Иначе это можно назвать и освобождением?
— Ну да, освобождением. Это то же самое.
— Нет, не совсем. Избавление подразумевает бегство. А освобождение — это свобода, нечто такое, чем можно воспользоваться. Те тридцать семь человек, которые покончили с собой в «Бичвуде», не подвергались никаким преследованиям. Никто из них не оставил записки, объясняющей причину совершения подобного акта, а каких-либо личных мотивов обнаружить не удалось. Их самоубийство, несомненно, имело какую-то цель.
— И вы с отцом считаете, что события прошлой недели имеют к этому отношение?
— Мы в этом не уверены. Но нам известны идеалы Прижляка и его секты. Отец говорил вам, что они нуждались в его помощи.
— Он сказал, что они верили в силу зла. Я не совсем понял, что он подразумевает под словом «сила»?
— Он понимает зло как некую материальную субстанцию и могущественную силу. Нечто такое, что можно использовать как оружие. Прижляк верил в это не только как оккультист, но и как ученый. Он стремился использовать свои познания в обеих областях, чтобы покорить эту силу.
— Но он покончил с собой, так и не добившись успеха.
— Хотелось бы в этом удостовериться.
— Ну, полно! Что бы вы ни говорили, этот человек со своими фанатичными приверженцами уже не может приниматься в расчет. Даже если подобная сила существует, — в чем я сильно сомневаюсь, — никто из оставшихся в живых никогда ее не использует.
