Книга Большая игра - Александр Горский

Столица, сорок две недели до Нового года

Тукай внимательно слушал президента, иногда делал пометки в блокноте.

— Послушай, Алексей, мы тут говорили с Батором по поводу предстоящей инаугурации…

— Не рано?

Президент недовольно сжал тонкие губы, нахмурился:

— Не рано. В будущее смотреть никогда не рано. — Он протянул руку к фарфоровой чашке с чаем, сделал глоток. — Вся процедура расписана уже давно, там нет ничего необычного. Но, знаешь, Батор предложил провести это все дело не в Кремле взаперти, как обычно, а на Красной площади. А что, лето, тучи разгоним, будет, так сказать, праздник всенародного единения вокруг нового лидера. Как тебе?

— Как мне новый лидер? — усмехнулся Тукай. — Или эта идея? Лично мне ни первое, ни второе не нравятся, но, Сергеич, хочешь на Красной площади, значит, так и сделаем. А что, Кремлевский полк красиво пройдет, барабанщики.

— Вот! Хорошо, что ты меня понимаешь, как обычно! — оживился президент. — Так вот самое интересное, Батор предложил такую штуку — он по площади проедет на коне, — президент поднял руку — не перебивай, — как Рокоссовский в сорок пятом. Красиво будет! С шашкой, в бурке.

— С зеленым флагом, — буркнул Тукай.

Президент поставил чашку на стол. Пристально посмотрел на своего давнего соратника, холодно улыбнулся.

— Ну почему с зеленым, с нашим родным флагом и поедет. Хотя флаг, я думаю, уже лишнее. Ты брови-то не хмурь, тебе с ним еще работать и работать. Алексей, человека еще многому научить надо…

— Галстук надевать? Чему я его на старости лет научить могу? — вспыхнул Тукай.

— А хоть бы и галстук! Надо будет, и галстук сам ему завяжешь, и шнурки на ботинках. — Президент окончательно рассердился. — Не вышло у нас с тобой разговора по душам, Алексей. Разочаровывать ты меня стал последнее время. Ладно, иди, времени и впрямь еще много впереди, глядишь, к августу и ты поумнеть успеешь.

Тукай поднялся, застегнул пиджак, поправил галстук.

— Сергеич, ты меня знаешь.

— Вот именно, что я вас всех знаю, иди! — Президент вновь потянулся к чаю, не глядя на выходящего из кабинета министра.

Выйдя на крыльцо загородной резиденции президента, Тукай остановился на ступеньках, поднял голову навстречу мартовскому солнцу, глубоко вздохнул. Сверху раздалось негромкое цоканье — по огромной сосне, росшей прямо у входа в резиденцию, пробежала белка. Тукай улыбнулся — хорошо-то как, тепло, сейчас бы с внуками да на охоту, — и шагнул к распахнутой двери лимузина. Когда он садился в машину, на лице его не оставалось и тени той мелькнувшей улыбки — это вновь был тот, всегда невозмутимый, Тукай, которого так боялись подчиненные и так ценил президент. Вот только ценил ли его президент уже в прошлом или продолжал делать это в настоящем, Тукай уже уверен не был.

Сев в машину, он приказал ехать в «Первую нефтерудную компанию». Выехав на шоссе, водитель включил мигалку, и через полчаса лимузин уже въезжал в служебные ворота «Нефтерудной» — нефтяной компании с государственным участием, которая добывала почти половину нефти в стране. Еще спустя десять минут Тукай уже пил кофе в кабинете Рудина. Сняв пиджак и ослабив узел галстука, он с удовольствием сделал глоток отличного свежесваренного кофе и причмокнул губами. Рудин, хорошо зная своего старого товарища, нажал кнопку селектора, и буквально через минуту помощница внесла поднос с двумя бокалами коньяка. Рудин сделал небольшой глоток и с интересом молча смотрел на своего гостя. Вопросы задавать не было смысла, он знал, что Тукай и так ему расскажет все подробности встречи с президентом, иначе и смысла не было ему приезжать.

Через несколько минут, когда министр закончил свой рассказ, Рудин все так же стоял, опершись на письменный стол, и внимательно смотрел на своего приятеля, не произнося ни слова. Потом глубоко вздохнул и, наклонившись к селектору, приказал принести еще коньяку. Когда дверь за помощницей закрылась, он сел в кресло напротив Тукая и, глядя ему в глаза, произнес.

— Алексей, ты знаешь, этот кабинет не прослушивается. Час назад его проверяли специально перед твоим приездом. Но я тебе так скажу, если он, — Рудин показал пальцем вверх, — если он так решил, если решение уже принято, то уже его не изменить. Он свои решения не отменяет. А наша с тобой обязанность эти решения выполнять, причем выполнять так, чтобы он остался доволен. А то ведь сам знаешь, — Рудин улыбнулся и глотнул коньяка, — сколько желающих послужить Отчизне, особенно на высоких должностях. А у нас с тобой, друг мой, возраст уже пенсионный. А вот запросы у нас с тобой отнюдь не пенсионерские, так ведь, дорогой товарищ министр?

— Я думаю, друг мой, что деньгами ты не только свои запросы до конца жизни обеспечил, но еще всю семью на три поколения вперед, — огрызнулся Тукай.

Рудин усмехнулся, потер пальцами кончик носа.

— Не в деньгах дело. Денег — да, лет на сто хватит. Дело в статусе, дело в уважении. Не успеешь ты выйти на пенсию, тебя на второй день забудут. Это он, — Рудин махнул рукой в сторону висящего на стене портрета, — будет всегда отцом нации, у него статус от должности уже давно не зависит, уж лет десять точно, если не двадцать. А нам с тобой в лучшем случае место в Совете Федерации, где все почетные пердуны собраны.

— А в худшем? — Тукай подался вперед.

— А в худшем — просто тихая, сытая, богатая старость в окружении внуков и правнуков. Ты не представляешь, какая это тоска. — Рудин залпом допил коньяк. — Расскажу тебе одну историю. Я давно, еще в начале двухтысячных, был на даче у Ивана Вершинина, ты если помнишь, это был первый председатель совета директоров в Национальном газовом холдинге. Его за полгода до этого тогдашний шеф выставил на пенсию. Правда, внешне скандала не было, убрали его с почетом, с медалькой, однако отрезали его от всех дел. Я тогда еще в правительстве работал, и понадобилась нам, уже не помню, по какому вопросу, консультация Вершинина. А я тебе так скажу: он еще тот карась был, и многие схемы, им выстроенные, никто до конца понять не мог, а с новым руководством холдинга он общаться отказывался. Так вот, приехали мы к нему на дачу, по тем временам все очень даже неплохо было, такое, знаешь ли, поместье на берегу озера. Рыбалка у него там была. Чуть ли не рыбу ему на крючок подсаживал аквалангист, чтобы старика порадовать… — Рудин немного помассировал веки, словно стирая нахлынувшие воспоминания. Тукай не перебивал. — Так вот, он с нами вначале вообще говорить ни о чем не хотел. Такой, понимаешь, старикан вздорный был, чуть пса на меня не натравил. А потом понемногу разговорились. Он и не сильно желал нам помочь, но ему очень хотелось, чтобы кто-то оценил красоту его схемы. Там действительно все было красиво придумано, он пионер по части офшоров был тогда. И когда он увидел, что схема нам самим понравилась, что мы ее оценили, у него глаза загорелись. Он как будто сам лет на десять моложе стал. Он нам до вечера такого нарассказывал, что новое руководство само за полгода во всем этом не разобралось бы.