Книга Опечатки - Терри Пратчетт

Речь на Нореасконе 2004 года, WorldCon

Я написал всю речь на компьютере, но на самом конвенте она не открылась, поэтому это то, что я запомнил на память. Главное в речах – насмешить аудиторию. После этого она уже в твоих руках.

Меня зовут Терри Пратчетт. Если это вас удивляет, вы еще можете уйти.

Около шести месяцев назад я написал достойный научный трактат, собираясь сегодня прочитать его вам. Но за это время кое-что произошло. Поэтому, раз уж вы все здесь, я расскажу вам о своей операции. Оказалось, что у меня очень высокое давление, а мои таблетки только его повышают. Потом три месяца у меня было очень низкое давление и таблетки, которые не работали. При этом это были самые сильные из существующих бета-блокаторов, а это, братья и сестры, настоящее изобретение дьявола. Как будто на мозг кладут горячую салфетку.

А потом они во всем разобрались и решили, что раз уж среди моих близких нет больных пороком сердца, а у меня низкий уровень холестерина, я не курю, не пью крепкие напитки – ну, не пью много, – не имею лишнего веса и регулярно занимаюсь спортом, естественно, я заполучил какое-то сердечно-сосудистое заболевание. Я пожаловался на это, а они сказали: «Ну, не повезло, но даже в манекен может попасть молния». Они взвесили мой кошелек и нашли его слишком тяжелым для человека моего возраста, и мне пришлось пройти через ангиографию – это когда сердце изучают через пах. Конечно, сердце и пах в некотором роде связаны, но мне показалось, что они избрали слишком длинный путь. Сначала тебе дают что-то, от чего хочется спать, а потом позволяют наблюдать за операцией по телевизору. Они спросили: «Вы предпочитаете какую-то конкретную музыку?» Я ответил: «Ну, я об этом как-то не думал. У вас есть… Джим Стайнман?» «Разумеется», – ответили они, поставили Bat Out of Hell и приступили к работе. Я смотрел, что они делают. На экране было мое сердце. Я почувствовал, что вырубаюсь, и подумал: «Господи, как круто. Последним, что я увижу, будет мое сердце, которое всё еще бьется».

Потом пришлось поставить стенты. Это такие штуки, которые сжимаются. Если у вас проблемы с сердцем, вы наверняка следите за судами по этому вопросу, как и я, но с моими стентами вроде всё нормально.

Это гораздо более серьезная операция. Накануне ты разговариваешь с хирургом, и он говорит: «Совершенно не о чем беспокоиться, это очень просто, на следующий день мы вас уже выпишем, кстати, не подпишете эту бумажку?» – «А что это за бумажка?» – «Это согласие на проведение операции на открытом сердце при необходимости. Между прочим, мой сын очень любит ваши книги». Я сказал: «Если вы хотите и дальше радовать своего сына, может быть, вы будете поосторожнее завтра?»

Меня снова отвезли в операционную и дали чего-то веселящего. Потом я проснулся в своей палате, черт знает сколько часов спустя. Медсестра изо всех сил давила на мой пах. Что тут может сказать мужчина? «Где вы были в мои восемнадцать?» Я остановился на: «Что случилось? Всё ли прошло хорошо? Установили ли стенты?»

«Да, всё в порядке, но мы должны остановить кровотечение из артерии».

Кровотечение из артерии… ну, когда кровь течет из вены, она течет каплями. Когда из артерии, то потолок сразу же краснеет. Потом пришел хирург и заявил: «Всё отлично, всё просто прекрасно». Но что-то в его голосе намекало, что не так-то всё и отлично, так что я спросил: «Всё прошло хорошо?» многозначительным тоном. Он ответил: «Ну, пришлось немного попотеть». – «И долго я был в отрубе?» – «Около полутора часов, и, пожалуйста, не называйте это так». – «Ага, а “пришлось попотеть” – это такой медицинский термин, означающий “вы чуть не умерли?”» – поинтересовался я. Он сказал: «Вы очень плохо отреагировали на краситель, который мы используем для выделения сердца, но мы вас подняли [название я не запомнил, но что-то вроде нитроглицерина], и всё кончилось… хорошо». Очевидно, какая-то часть моего мозга перекрывает мне артерии в случае стресса. Как моя система кровообращения пережила пять миллионов лет эволюции, обладая такими интересными особенностями, мы никогда не узнаем, но они прописали мне лекарства, и теперь я чувствую себя… хорошо.

Потом хирург сказал: «Мы только не поняли, почему вы всё время кричали про бутерброды. Вы пытались сесть на операционном столе, а это, поверьте, не так-то просто, и говорили: «Вот же он! У него бутерброды».

«Ах да, припоминаю, – ответил я, – там был человек с бутербродами в руках. Он стоял в углу с подносом».

«А что это были за бутерброды?» – поинтересовался хирург.

«А я не знаю! Вы меня к нему не пустили! А иногда передо мной оказывался какой-то огромный нос, и громовой голос говорил: “Нет никаких бутербродов”».

«Да. Это, наверное, я», – согласился он.

Так вот, братья и сестры. Я бы предпочел, чтобы это были сэндвичи с огурцом. И чтобы корочки были срезаны! Это означает, что вы попадете в ад. Наличие чатни и сыра в Англии означает, что вы направляетесь в рай. Но так или иначе, я пережил этот бутербродный опыт. Приятно знать, что куда бы ты ни попал, по дороге тебе будет чем перекусить.

Но когда с тобой такое случается, ты начинаешь задумываться и задавать вопросы, которые тебя терзали уже некоторое время. Типа «И что тут вообще происходит-то?» или «А точно уже поздно покупать “порше”?»

Но самый главный вопрос все-таки – «И что тут вообще происходит-то?». И знаете, я не знаю. Но я точно уверен, что бутерброд брать не стоит.

Две недели назад в Великобритании проходил конвент, посвященный Плоскому миру. Самый крупный, который проводится раз в два года. Приехало очень много американцев. Американцев легко отличить, они всё время сидят в баре и поют песни вроде «Увенчав себя зеленым клевером». Видимо, их выпустили из Калифорнии, где такие песни строго запрещены.

Это был отличный международный конвент с семьюстами пятьюдесятью участниками, а для Великобритании это много. Вечером в воскресенье я смотрел на зал. Люди веселились, многие были в костюмах, и они вроде как продолжали создавать Плоский мир… и я увидел, что это неплохо.

В виде эксперимента мы создали систему гильдий. Гильдии соревновались друг с другом и зарабатывали очки. И, как я уже говорил, сижу я там, и вдруг милое маленькое созданьице, которое работает на Гильдию убийц, подходит и говорит: «Пиф-паф. С тебя два доллара». – «Нет уж, – говорю я, – это делается не так. Гонорар берут не с трупа». Поразмыслив, она отвечает: «Мой друг Кейт [еще один маленький человечек машет рукой] состоит в Гильдии алхимиков, и он может оживить тебя за три доллара». Борясь с трупным окоченением, я сую руку в карман и нахожу им игрушечной валюты конвента. Тогда девочка мило улыбается и говорит, что за пять долларов не будет убивать меня еще раз.