Понимает ли он, что делает с ней?..
— Да, я прошу, — из последних сил вымолвила Саша.
— Я оденусь, — он снова улыбнулся с лукавством хищника и поднялся с кровати. — Да вы не стойте там, присаживайтесь.
Он показал Саше на единственный стул рядом с прикрепленной к стене небольшой столешницей. Саша, словно под гипнозом, пытаясь не смотреть на его безупречное тело, сделала три необходимых шага и положила папку на стол. Ноги подкашивались. Она хотела подвинуть стул, чтобы не находиться так близко к заключенному, но оказалось, что стул неподвижен, привинчен к полу.
Вздрогнув, Саша села и закрыла глаза — просто, чтобы не смотреть... И вновь вокруг нее это прежнее чувство, только гораздо сильнее! Она чуть не задохнулась! Животное, хищное дыхание голодного зверя — прямо у нее под одеждой. Плавные, выверенные движения... и запах — глубокий, будоражащий, пряный.
В ужасе открывая глаза, Саша жадно схватила воздух и захлебнулась им...
* * *
Он одевался, не сводя с Саши глаз. Он ловил каждое ее поползновение украдкой взглянуть на его красоту. А эти поползновения были, потому что Саша больше не принадлежала себе. Нельзя было не смотреть на него, нельзя было не любоваться тем, как он одевается. В сущности, он лишь натянул на голое тело штаны арестантской робы и сверху облачился в рубаху-куртку.
Но важно ведь не что, важно — как. А это «как» было виртуозно — грация, плавность, сила и энергия. Как он двигался! Если бы на эту мистерию можно было смотреть вдоволь, то Саша, наверное, умерла бы с голода, не найдя в себе сил оторваться от столь завораживающего зрелища. А если бы у нее спросили, во что он был одет, она бы, не сомневаясь, сказала — в королевские одежды.
— Так лучше? — он стоял в полутора метрах от Саши — в штанах и незастегнутой куртке на голое тело.
— Нет, — ответила Саша, подумав, что его лица, обнаженной груди, открытых запястий с щиколотками, рук и босых стоп вполне достаточно, чтобы свести ее с ума.
— Нет?.. — снова улыбнулся он.
— В смысле — да! — выпалила Саша, поняв, что сморозила непозволительную глупость — правду. — Эээ... Давайте начнем.
Саша проявила чудеса расторопности и даже не рассыпала бумагу, лежавшую в папке.
Глядя на нее, он рассмеялся.
— Я кажусь вам смешной? — спросила Саша.
— А вы? — улыбнулся он.
— Хорошо, — Саша не ожидала такого ответа и даже не поняла его, смутилась, но тут же снова взяла себя в руки. — Оставим это. Ваши фамилия, имя, отчество...
Саша занесла ручку над соответствующей графой «Дела».
— Имя — это слово о вещи, — ответил заключенный. — А слово — это продукт сознания. О чьем сознании вы меня спрашиваете? О моем, о сознании моих биологических родителей, о сознании общества, определившего меня в эту тюрьму? О чьем? Может быть, о вашем?
Саша нахмурилась. Из-за волнения и растерянности она не поняла ни единого слова:
«Почему он не отвечает на вопрос прямо? — подумала Саша. — И если это действительно так умно, как звучит, почему он так красив... Господи, о чем я думаю?!»
— Наверное, пока я здесь, меня зовут № 63-22, — сказал тем временем заключенный, улыбнулся и пожал плечам. — Глупо в этих стенах именовать меня как-то иначе. Моя фамилия — код этой тюрьмы. А мое отчество — номер решения о моем заключении. Я думаю так.
Закрасневшаяся Саша зачем-то вписала в соответствующие графы набор цифр — ПСТ 87/6, № 63-22, № 119-23Р.
— Ну вот, вы все сами обо мне знаете! — покачал головой 63-22.
— Дата рождения? — спросила Саша, прочитав соответствующую надпись в начале следующей строки бланка.
На вид ему было лет двадцать пять. Хотя, на самом деле, наверное, около тридцати, может быть, тридцати три.
— Я не помню точно, — 63-22 запустил руку в свои абсолютно черные волосы, коротко стриженные, но уже ложащиеся друг на дружку вьющимися локонами. — Около полугода.
— В смысле?.. — Саша, как завороженная, смотрела на движение его руки.
— Узнайте дату у моего папы — № 119-23Р...
— Это черт знает что! — пробормотала Саша. — Образование и профессия...
— Образование — мое собственное, профессия... — 63-22 на секунду задумался. — Я изучаю Данте.
— Это позволяет обеспечить себя средствами к существованию?
— Никогда об этом не задумывался, — ответил 63-22. — Данте должен кого-то кормить?..
— Но вы же должны что-то есть? — Саша качнула головой,
— У меня никогда не было с этим проблем, — вполне серьезно ответил 63-22.
— И на какие средства? — Саша качнула головой еще сильнее. — Вы подрабатываете где-то? Может быть, моделью... не знаю...
— Нет, ни в коем случае. Фотография меня убивает, я на ней мертвый.
И вдруг Саша поняла, наконец, причину своего состояния — своей растерянности, паники, безумия. Она и прежде видела красивых людей. Но она никогда не видела таких красивых, какими они бывают на обложках журналов. Раньше у Саши была иллюзия, что где-то они живут эти красивые люди, которые снимаются для журналов и рекламы, для кино и телевидения.
Но однажды, работая над одним громким делом, ей пришлось познакомиться с целым ворохом суперзвезд и супермоделей. И все они были чудовищно некрасивы в жизни! Работа гримеров, специалистов по свету и просто «магия пленки» делали их божествами. Но в жизни — они были серыми, ничем не примечательными птахами. Даже некрасивыми. Впрочем, ничего странного — человек не идеален.
И что же случилось сейчас? Идеальный образ, возможный только на фотографии, только благодаря краскам, ретуши, освещению, воплотился и стал явью. 63-22 был живой, ожившей картинкой. И, наверное, поэтому все, происходящее вокруг Саши, казалось ей сейчас ненастоящим.
— Вам не разрешают здесь книги? — неожиданно для самой себя спросила Саша.
— Нет, не разрешают, — пожал плечами 63-22.
— Хотите, я посодействую, чтобы вам разрешили «Божественную комедию», — предложила Саша.
— В этом нет необходимости, — ответил 63-22. — Я помню ее наизусть.
Саша мысленно представила себе толстенный том из «Библиотеки всемирной литературы». Еще девочкой, живя у бабушки, собиравшей эту серию книг, Саша попыталась взяться за «Божественную комедию». Труд оказался неподъемным — длинно, скучно, непонятно. Как можно помнить это наизусть?..
— И что же вы изучаете, если итак помните Данте наизусть? — Саша недоверчиво посмотрела на 63-22.
— Я изучаю его безумие, — ответил он.
* * *
— Ладно. Хорошо, — Саша совершенно растерялась. — Вы знаете, в чем вас обвиняют?
