Она вышла из кареты на каменную мостовую двора, где, кажется, собралось человек сто шотландцев. Все они побросали свои дела и с любопытством смотрели на нее. На всех были прямоугольные отрезы из шерстяной домотканой ткани в полоску и клетку. На женщинах — юбки из грубой шерсти, подпоясанные толстыми кожаными ремнями на талии, а мужчины носили шерстяные брюки и просторные рубахи.
Что Эдилин понравилось, так это то, что многие из них улыбались ей. Она знала, что выглядит ужасно, но, кажется, их это не смущало. Пожилой мужчина вышел из толпы и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься с приступки кареты. Обернувшись, Эдилин улыбнулась им всем.
— Спасибо! — громко сказала она. — Спасибо за ваше гостеприимство.
Некоторых, кажется, ее слова смутили, но кое-кто заулыбался еще шире.
Дядя пошел к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж башни, предоставив Эдилин самой себе. Она поняла, что ей выпал единственный шанс произвести хорошее впечатление. Она всегда старалась вести себя непринужденно и чувствовала, что эти люди настроены к ней доброжелательно. Вместо того чтобы последовать за дядей, она обошла двор, знакомясь с шотландцами. Она восхищалась младенцами и раздавала комплименты женщинам, расхваливая громадные броши, которыми на плечах крепились тартаны. Она зашла на конюшню и поговорила о лошадях с замечательным конюхом по имени Малькольм.
— Я думаю, вам понравится то, что вы сейчас увидите, — сказал он с таким сильным акцентом, что Эдилин с трудом поняла его.
Она прошла с ним по проходу до последнего стойла и увидела Марми, свою гнедую в яблоках кобылу. Эдилин не смогла сдержать слез, поглаживая кобылу по носу. Эта кобыла была в числе тех немногих существ, которые постоянно присутствовали в ее жизни. Когда Эдилин училась в школе, Марми жила в конюшне неподалеку, а когда она бывала у кого-нибудь в гостях, кобылу доставляли туда заранее, чтобы Эдилин могла на ней покататься.
— Она рада вам, — сказал Малькольм.
— А я рада ей. Мы вместе с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Она любит овес.
— Да, еще как.
Эдилин часто приходилось переспрашивать, потому что она не всегда понимала Малькольма, отчего их беседу трудно было назвать легкой и приятной.
То, что дядя распорядился привезти Марми в Шотландию, несколько изменило отношение к нему Эдилин. Ей даже захотелось его поблагодарить. Дядю она не нашла, но зато познакомилась с горничной, маленькой женщиной по имени Мораг, которая привела Эдилин на самый верхний этаж башни в холодную пустую комнату, которой отныне предстояло стать ее спальней. Эдилин была разочарована нищетой убранства, но разочарования своего решила не показывать. Обернувшись к Мораг, она поблагодарила ее за помощь.
Двое суток Эдилин почти не выходила из своей комнаты. Мораг следила за тем, чтобы ей приносили еду, воду и прочие необходимые вещи, но Эдилин копила силы для того, что ей предстояло.
Когда дядя наконец позвал ее к себе, все оказалось даже хуже, чем она предполагала. Он запер за ней тяжелую дверь на задвижку, чтобы никто не мог их услышать, затем сел за стол между двумя мужчинами, ни об одном из которых Эдилин не могла бы сказать доброго слова. Один из них был стар и уродлив, другой — молод, но глаза у него были как у бешеного пса. Дядя заявил, что в день своего восемнадцатилетия, как только часы пробьют полночь, она должна выйти замуж за одного из его приятелей.
— Тебе предстоит выбрать одного из них.
Он произнес слово «выбрать» так, словно считал, что это самая смешная в мире шутка.
— Сожалею, — вежливо сказала Эдилин, — но я не могу выйти ни за кого из них. Я уже помолвлена.
Все трое посмотрели на нее так, словно ни разу в жизни не слышали этого слова.
— У меня уже есть жених, — повторила Эдилин громче.
Это было не совсем так, потому что Джеймс еще не делал ей предложения, но она знала, что он готов на ней жениться.
— Считай, что помолвка расторгнута, — сказал дядя, когда смысл сказанного наконец дошел до него. — Ты выйдешь замуж за одного из них. Хочешь выбрать прямо сейчас?
— Нет! — выдохнула Эдилин и попятилась от всех троих.
— Тогда мы подождем, — согласился дядя и отвернулся, словно обсуждать было больше нечего.
— Прощу меня извинить, сэр! — воскликнула Эдилин. Она успела прийти в себя, расправила плечи и гордо вскинула голову. — Я не намерена выходить замуж ни за одного из этих… — Она окинула каждого из них взглядом, в который вложила всё презрение, на какое была способна, и, понизив голос, добавила: — В завещании отца сказано, что я могу выйти замуж по своему выбору, и я уж точно не выберу никого из этих… мужчин.
— Ты сделаешь так, как я скажу, — сказал дядя и взмахнул рукой, давая ей понять, что разговор окончен и она может уходить.
— Нет! — крикнула ему в лицо Эдилин.
Она большую часть своей жизни провела в школах-пансионах и была по горло сыта всеми теми, кто указывал ей, что делать, когда и как.
— Сделаешь, — повторил Невилл Лоулер. — А если попытаешься мне перечить, я устрою тебе такую жизнь, что ты пожалеешь о том, что родилась на свет. И если расскажешь об этом кому-нибудь из этих любопытных шотландцев, тоже не рассчитывай на мое прощение. А теперь убирайся!
Оба приятеля Невилла смотрели на Эдилин с торжеством. Тот, что моложе, окинул ее медленным откровенным взглядом, недвусмысленно давая понять, чего именно он от нее хочет.
Развернувшись, она выбежала из комнаты.
На следующий день между ней и дядей началась не объявленная война. Эдилин написала Джеймсу письмо, в котором сообщала ему о жутких условиях, выставленных дядей. Но дядя отобрал письмо у Мораг, которую Эдилин попросила отнести его на почту, и в тот же вечер с выражением прочел это письмо племяннице в присутствии упомянутых в нем мужчин, Баллистера и Элвоя, а затем швырнул листок в огонь.
— Лучше бы тебе смириться с судьбой, — посоветовал дядя. — Ты сейчас в Шотландии, тут ты и останешься. То золото, что завещал тебе отец, за два дня до твоего восемнадцатилетия отправят мне. Что касается тебя, ты будешь делать то, что захочет муж.
Это заявление вызвало у всех троих дружный взрыв хохота.
Остаток дня Эдилин провела у себя в спальне. Она поняла, что надеяться нужно только на себя. Здесь никто ее спасать не станет.
Когда Мораг принесла ей ужин, Эдилин позаботилась о том, чтобы добрая женщина увидела ее в слезах.
— О, мисс, что с вами?
— Я поссорилась с человеком, которого люблю, — пожаловалась Эдилин. — Я в письме попросила у него прощения, но дядя сказал, что он не стоит моих печалей, и порвал письмо.
Эдилин заметила, что Мораг покраснела до корней волос. Так и есть! Похоже, Мораг чувствовала себя виноватой за то, что у нее отобрали письмо.
— Вы напишите ему еще раз, и я позабочусь о том, чтобы ваше послание ушло в Лондон, — сказала Мораг.
