После странного завтрака, состоявшего из гренокпо-французски, яиц всмятку и бекона, мы собрали корзинку с едой и в десятьчасов отправились на Стинсон-Бич. Предстоял славный денек, и, когда мы прибылина пляж, я с легкой грустью убедилась, что там полно народу… Сэм тут жеулизнула играть с другими детьми, и мы с Крисом остались наедине.
— Джилл, ты переживаешь? — Едва он открыл рот, какя поняла, о чем пойдет речь. — Из-за моей подружки, да?
— И да, и нет. Эта мысль — ка?? гвоздь в стуле, а яревнива. Но разбирайся сам. Если она и вправду мало что для тебя значит, делодругое. Что ты намерен предпринять? — Это был пробный шар.
— О, она уйдет. Это просто хиппи-новичок. Я подобрал еезимой. Она была совсем зеленая, осталась без денег, вот я и протянул ей руку.
— Не только руку…
На душе у меня стало кисло. Молоденькая, свеженькая…
— Эй, да ты действительно ревнивая. Остынь, беби. Онауйдет. Если хочешь знать, я вовсе не влюблен в нее.
— У нее красивое тело?
Да, но у тебя не хуже, так что выбрось это из головы. Насвете есть только одна девушка, которую я любил, но эта история давно кончилась.Можешь не беспокоиться.
— Кто она? — Мне нужно было знать все.
— Евроазиатка. Это было давно. Ее звали Мэрлин Ли. Онатеперь в Гонолулу. Очень далеко отсюда.
— Думаешь, она вернется? — У меня явно начиналасьпаранойя.
— Я думаю, что тебе следует помолчать. Кроме того, явлюблен в твою дочку. Так что не морочь мне голову. Ты вылитая теща. Идеальныйтипаж.
Я швырнула в него горстью песка, а он прижал меня к земле ипоцеловал.
— Мама, ты что, играешь с дядей Крицем? Я тожехочу! — протиснулась между нами Сэм.
— Эта игра называется «искусственное дыхание», и в нееиграют только взрослые. Лучше слепи мне лошадь из песка.
Дочка отнеслась к этой идее без восторга. Наша играпоказалась ей скучноватой, и Сэм вернулась к друзьям. Мы, смеясь, смотрели ейвслед.
— Ты здорово умеешь обращаться с детьми, Крис. Яначинаю подумывать, нет ли у тебя пары-тройки собственных.
— Обожаешь ты задавать коварные вопросы, Джилл. Нет уменя детей. А если бы и были, то тут же отреклись бы от такого папаши.
— Почему? — Забавно. Он так хорошо ладил с Сэм…
— Ответственность. У меня на нее аллергия. Пошлипоплаваем наперегонки!
Мы так и сделали, и я обогнала его на полдюйма. В отместкуон чуть не утопил меня. Аллергия на ответственность, каково, а? Напрасно я заговорилаоб этом.
— Кто хочет пообедать по-китайски? — спросил Крис,вписываясь в очередной головокружительный поворот. Мы возвращались соСтинсон-Бич в прекрасном настроении. Сэм весь день играла, а мы беседовали офильме. Крис был помешан на своей работе. Когда он говорил о съемках, у негосияли глаза. И я завидовала ему. Профессия стилиста таких восторгов непредполагает. Ты всего лишь добавляешь собственные штрихи к тому, что сделанодругими. Крисом, например. Он из всего делал конфетку.
Предложение было принято на «ура». Когда мы прибыли вкитайский квартал, Сэм затрясло от восторга. Дома здесь смахивали на пагоды, авдоль улицы тянулись лавочки, битком набитые прелестными вещами. В воздухестоял густой аромат благовоний, и у каждой двери висел маленький колокольчик.
— Джилл, ты любишь китайскую кухню?
— Обожаю! — Казалось странным, что он не знаетэтого. У меня было такое чувство, словно мы знакомы целую вечность и успелиизучить друг друга вдоль и поперек.
Мы втроем одолели цыпленка «фу йонг», свинину вкисло-сладком соусе, креветок, акульи плавники, жареный рис, а потом пили чай спотрясающе вкусным печеньем. К концу обеда я почувствовала, что вот-вот лопну.По лицу Криса было видно, что и он сыт до отвала, а Сэм готова была уснутьпрямо за столом.
— Похоже, все мы тут не дураки поесть, — заметилон и бессильно опустил руки вдоль туловища.
Я фыркнула. — Еще одно печенье, и от меня осталось бымокрое место…
— От меня тоже. Поедем домой.
В глазах Криса зажегся опасный огонек, но он ничего несказал. Я тоже предпочла промолчать. Ладно, проехали…
— До возвращения я хотел бы показать тебе кое-чтолюбопытное. А Сэм поспит в машине. Я отнесу ее.
Мы вперевалку двинулись к стоянке. Было чуточку жалко, чтоСэм не сможет напоследок полюбоваться на чудеса китайского квартала. Что ж,придем сюда еще раз.
— Куда едем? — Мы миновали центр, пересекли авенюВан Несса и оказались в одном из самых престижных районов города.
— Увидишь.
Мы доехали до Дивизадеро, и он свернул направо. Машинаостановилась на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на залив иокрестные горы. Вокруг было потрясающе тихо. От этой красоты щемило сердце.Весь Сан-Франциско был виден как на ладони…
Наконец Крис дал газ, и мы тихонько скатились с холма.Вокруг мелькали аккуратные, ухоженные домики. Вскоре их сменили роскошныездания Ломбард-стрит, и я тихонько вздохнула. Мы приближались к дому. Чудесныйдень подошел к концу.
— Не грусти. Еще не все.
— Правда? — обрадовалась я.
Проехав мимо доков, он остановился у яхт-клуба.
— Давай прогуляемся. Сэм спит крепко. Посидим минутку.
Мы вышли из машины и глубоко вдохнули свежий вечернийвоздух. По обе стороны от нас тянулся залив. Ласково шелестел прибой. На душебыло так легко, так безмятежно… Мы уселись на парапет, свесили ноги иуставились вдаль. Говорить было необязательно. Казалось, все и так ясно. Ябольше не чувствовала себя одинокой.
— Джилл… — промолвил он, не отрывая глаз от залива.
— Да?
— Кажется, я люблю тебя. Звучит глупо, но это правда.
— Похоже, что и я люблю тебя, Крис. Пусть твои словазвучат как угодно, но я рада их слышать.
— Когда-нибудь ты можешь об этом пожалеть, —серьезно сказал он, глядя на меня в темноте.
— Сомневаюсь. Я знаю, что делаю. Ты тоже. Я люблю тебя,Крис.
Он наклонился, бережно обнял меня и поцеловал. А потом мыулыбнулись друг другу. Тишина. Мир. Покой. Все хорошо.
Мы молча проехали несколько кварталов и остановились у моегодома. Крис взял Сэм на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Потом онсмерил меня долгим взглядом и вышел из комнаты.
— Тебя что-то гнетет, Крис?
Мы стояли в гостиной. Он глубоко задумался.
— Сейчас я должен вернуться к себе. Не заставляй менячувствовать себя виноватым. Понимаешь? Никогда, Джилл, никогда… Да это тебе ине удастся…
