Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Да как она смеет его допрашивать, выставлять безмозглой дикой скотиной? А ведь, если подумать, женщина, которая боится мужчины, способна что-нибудь учинить над ним. Например, добавить в эль травку, от которой узлом завяжутся кишки.
— Временами ты сама напрашиваешься на мой гнев и пугаешься.
— Отпусти меня, Северн. Я ужасно разозлилась.
— Не смей мне приказывать. Сейчас ты пожалеешь о тех гадостях, которые наговорила, — сказал он и взялся за ее юбку.
— У меня начались месячные!
— Не может быть.
— Это правда. — Гастингс замотала головой. — Тебе нельзя быть со мной.
— Милостивый Господь дал мне терпение. Твоя кровь меня не испугает.
— Если ты заставишь, если ты унизишь меня, я никогда тебя не прощу, — прошептала Гастингс.
— Ты уже обещала это прошлой ночью.
— Но сейчас это нечто большее. Такое унижение я не перенесу. Отпусти меня, Северн.
— У тебя спазмы в животе?
— О чем ты?
— Черт возьми, по-твоему, я тупица?
— По-моему, мужчины ничего об этом не знают, а если и знают, то предпочитают не сознаваться. Подобные вещи кажутся им неприятными. Да мужчинам и не надо знать о женских делах. Им это безразлично. У меня нет спазм.
— Ты не покажешься мне неприятной. Идем со мною. Впредь, когда я пожелаю тебя взять, ты должна отдаться мне по доброй воле и так, как я того захочу. — Он вдруг почувствовал, что Трист взлетел наверх и уселся у него на плече, громко вереща. — Черт побери, это уж слишком, — возмутился Северн, но не стал прогонять его и неохотно отпустил жену. — У тебя на руках останутся синяки. Есть от них какое-нибудь зелье? Хорошо. Поэтому ты и сравнила меня с жабой? Потому что я не сразу понял? И мне все равно, если ты измажешь меня кровью? Ты права. С какой стати мужчине об этом беспокоиться. Женщина так устроена и временами теряет кровь. Я уже сказал, что не считаю это неприятным. Если ты беспокоилась из-за этого, то напрасно.
— Беспокоилась… Это же просто ужасно.
— Ты не можешь судить, — бросил Северн, отворачиваясь. — Прошлой ночью ты была еще девственницей, из нас двоих именно ты обладаешь меньшими знаниями.
— Ты хочешь сказать, что имел дело с женщинами во время месячных?
— Конечно. Иногда не оставалось выбора. — Он пожал плечами и с трудом подавил невольный стон.
Боль все возрастала, готовая лишить его чувств, но Северн не поддался, хотя в таком состоянии он вряд ли смог бы взять жену. Да, придется обождать. Завтра, когда рану не будут терзать дьявольские когти боли, когда у него возникнет достаточно сильное желание, он и возьмет ее. А сегодня лучше не рисковать: можно оказаться бессильным. Северн молча повернулся и вышел.
Гастингс осталась стоять, глядя на захлопнувшуюся дверь и удивляясь этому человеку. Конечно, он без малейших сомнений унизил бы ее, если бы не Трист. Завтра надо приготовить для него порцию свинины. Куницы обычно не съедают все сразу, делая запасы. Не дай Бог, если в замке по всем углам будет валяться тухлая свинина.
Интересно, очень ли болит у Северна рана? Она надеялась, что ночью ему придется несладко.
— Гастингс, проснись, у Северна сильный жар. Она быстро встала с кровати. Да, вчера она сама ему того пожелала, а теперь вдруг испугалась. Торопливо оглядев деревянный комод со множеством ящичков, на которых было изображение хранящихся трав, она сказала Грилэму:
— Иди вниз, пусть Маргарет вскипятит побольше воды.
Войдя через несколько минут в спальню мужа, Гастингс не удержалась от улыбки. Трист сидел на подушке, приподняв лапку, словно только что хлопал Северна по щеке. Зверек явно беспокоился, не сводил с хозяина глаз и пищал.
— Не бойся, Трист, он поправится, хотя за свои злобные выходки и не заслуживает этого, — пошутила она. Если Северн умрет, одному Богу известно, что решат Грилэм и король. Наверное, отдадут ее еще более вспыльчивому типу. Этот хотя бы молод и недурен собою. — Я бросила в кипяток горечавку и варила, считая до двухсот. Северн должен выпить отвар горячим.
Грилэм придерживал голову раненого, а Гастингс осторожно вливала жидкость. Северн весь горел под тонким покрывалом, хотя лежал почти голым.
— Теперь нужно обтереть его холодной водой, — сказала она. — Этому научила меня Ведунья, когда заболел один из оруженосцев.
— Он выжил?
— Нет, кроме лихорадки, он страдал еще от множества недугов. — Когда Грилэм хотел снять с больного покрывало, Гастингс торопливо заметила:
— Это вовсе не обязательно.
— Ну и здоровый же он, — сказал через час Грилэм, покончив с обтиранием.
— Да, почти такой же большой, как и ты. Не вздумай заболеть лихорадкой, пожалей свою жену. А теперь я займусь раной. Взгляни, просто удивительно. Никогда в жизни не видела, чтобы рана заживала так быстро. — Гастингс приложила к ней горсть сушеных цветов куманики и сделала перевязку.
— Интересно, отчего у него лихорадка?
— Не знаю. Думаю, вообще никто не знает, отчего она набрасывается на одних и оставляет в покое других. Может, виной его дурное настроение. Он явился ко мне в спальню, угрожал и страшно на меня разозлился прошлым вечером. Может, он решил, что за это я прокляла его, наслав лихорадку.
— Явился к тебе? Он ни словом не обмолвился, что собирается к тебе, хотя мы до полуночи играли с ним в шахматы.
— Ox, — вырвалось у нее.
— Ты покраснела, Гастингс. Чем он тебе грозил? Был груб? Бил тебя?
— Наверное, хотел, но не смог. Только накричал на меня и ушел. Да, жар наверняка вызвала его собственная злоба.
Трист заверещал, протягивая лапку в сторону хозяина.
Жар сменился ознобом, от которого у Северна все застыло внутри. Он чувствовал тяжесть наваленных одеял, которые лишь тянули его еще глубже в ледяную бездну. Он изнемогал под этой тяжестью, но не мог и пальцем шевельнуть. Вдруг до него дошел какой-то странный звук. Оказывается, это он стучит зубами от холода. У Северна вызывали отвращение и гнусный стук, и собственная беспомощность, и дьявольский холод, но рассудок его мутился, лишая возможности бороться с ними.
Внезапно он ощутил как бы теплое дуновение. Это около него свернулся калачиком Трист, мягкий, невесомый в отличие от проклятых одеял. В голове у Северна немного прояснилось, он даже услышал ее голос. Вероятно, Гастингс наклонилась, коснулась его рукой, приподняла давившие на больное плечо одеяла. Он не хотел этих прикосновений. Не хотел, чтобы она догадалась, в какую ледяную бездну вдавливает его тяжесть одеял, какой невыносимой становится боль. Он не хотел, чтобы она видела его беспомощным.
— Он перестал метаться, — сказала Гастингс. — Хороший знак.
— Если у него опять начнется жар, я предоставлю ему утонуть в собственном поту, — ответил Грилэм. — Лучше сразиться с язычниками, чем обтирать его.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
