Она глубоко вздохнула. Ей хотелось спросить, будет ли он ей верен, но она не осмелилась. Когда-то, в тот давний день, когда они сидели у «Дельмонико», Эдвард сказал, что не мог бы долго хранить верность ни одной женщине. И Софи, будучи сейчас не в состоянии сказать что-либо, просто кивнула.
Эдвард опустил руку, но его глаза по-прежнему с необычайной нежностью смотрели на Софи.
Сердце ее мучительно сжалось. Наверное, Эдвард полагает, что, если она станет его женой, он сможет затаскивать ее в постель в любой момент, когда ему только вздумается? Или их брак будет лишь формальным? Едва ли… Взгляд Эдварда не оставлял сомнений в его намерениях. Но Софи не собиралась делить с ним постель время от времени и потом страдать оттого, что он предпочитает других женщин. Она отвернулась. Да, этот вопрос необходимо обсудить, но он такой тяжелый, такой болезненный. Может быть, потом… после свадьбы…
— Когда мы поженимся? — спросил Эдвард.
Софи несколько раз моргнула, приходя в себя. И пожала плечами.
Эдвард взял ее руку. Она вздрогнула, поняв, что он надел ей на палец кольцо с солитером.
— Что ты делаешь? — воскликнула она.
— Мы ведь обручены, не так ли? — Его глаза были такими же твердыми и сверкающими, как бриллиант на руке Софи.
Софи перевела взгляд с испытующих глаз Эдварда на холодный искрящийся камень.
— Совсем ни к чему было это делать, Эдвард, — с трудом выговорила она.
Он встал и засунул руки в карманы.
— Как насчет завтрашнего дня?
Софи панически испугалась.
— Нет!
Он криво улыбнулся:
— Хорошо, но когда? Послезавтра? Через неделю? Нет смысла тянуть.
Взгляд Эдварда ясно говорил: ей не удастся на этот раз ни сбежать, ни просто отступить.
Она жадно глотнула воздуха, наполняя легкие.
— М-может быть, после моей выставки?
— Черт… Когда она открывается?
— Осталось всего две недели, — прошептала Софи чужим голосом.
Он резко кивнул.
Софи не могла больше сдерживаться и разразилась слезами. Эдвард изумленно уставился на нее.
— Извини, — всхлипывая, проговорила она и закрыла лицо ладонями. Почему она вдруг заплакала? Разве брак — любой брак — не разрешал все проблемы? — Я не представляю, как все это будет…
Внезапно Эдвард очутился возле Софи и отвел ее руки от залитого слезами лица.
— Все будет отлично! — твердо пообещал он, глядя ей в глаза.
Софи отшатнулась.
Эдвард резко развернулся и вышел из гостиной. Мгновением позже хлопнула входная дверь, и звук этот показался Софи первым ударом грома перед бурей.
Рашель еще не вернулась. Софи взяла любимое перо для рисования, разложила акварельные краски для эскиза. Ее рука двигалась как бы сама собой. Она мгновенно набросала портрет Эдварда — голову, шею, плечи, несколькими штрихами наметила сильное мускулистое тело, потом начала тщательно прорисовывать лицо. Когда с листа бумаги на Софи посмотрели его дерзкие глаза, она отшвырнула перо и закрыла лицо руками.
О Боже, ведь она теперь любит его куда сильнее, чем прежде, и это причиняет ей куда более острое страдание.
Софи опустила руки и уставилась на набросок. Она несколько раз рисовала Эдварда во время путешествия через Атлантику, но ни один из рисунков не удовлетворил ее, и она разорвала их все. По правде говоря, она не работала по-настоящему с того дня, как Эдвард нашел ее в кафе «Зут», в тот час, когда она и ее друзья устроили праздник по поводу обещанной Дюран-Ру персональной выставки Софи в Нью-Йорке.
Но какой смысл рисовать его сейчас? Ведь скоро они поженятся. Скоро она сможет попросить его позировать для портрета. Забыв о своих сомнениях, Софи воодушевилась при этой мысли.
Но это произойдет не скоро. А ей необходимо было работать, заняться делом, чтобы выплеснуть на холст всю свою страсть, всю свою любовь…
Софи снова схватилась за перо. Она принялась рисовать Эдварда с таким пылом, словно боялась никогда больше не увидеть его. Ее рука двигалась более смело и дерзко, чем когда-либо прежде, уверенно, быстро. Софи не могла устоять перед искушением, ведь Эдвард всегда был излюбленной темой ее работ, и она намеревалась еще раз написать его маслом. Может быть, если она сосредоточится на технических проблемах, пока будет писать его, ей удастся забыть свои огорчения. И Волару, и Дюран-Ру больше всего нравились именно те холсты, где был изображен Эдвард. Выставка откроется через две недели. Может быть, она успеет к тому времени закончить новую работу. Ведь до сих пор все написанные ею портреты Эдварда были безупречны, и каждый она писала почти в ярости, а потом чувствовала себя полностью истощенной… Если новый портрет окажется не хуже прежних, то, пожалуй, Дюран-Ру будет весьма доволен.
Еще несколько штрихов — и на листе четко обрисовалось мускулистое тело Эдварда. Он прислонился к стене, но выглядел напряженным, готовым к взрыву. И так же чувствовала себя сама Софи. Разве она сможет справиться с этим? А разве может не справиться?
Вздохнув, Софи отложила перо. Она долго смотрела на рисунок. Эдвард выглядел таким, каким был в вечер обручения Лизы. Необычайно элегантным, необычайно мужественным. Прошлый вечер… Ей казалось почти невероятным то, что после ее бегства из Парижа в Нью-Йорк Эдвард отыскал ее лишь прошлым вечером. И не просто отыскал… Не прошло и двадцати четырех часов, как он уже сумел надеть на ее палец обручальное кольцо.
Софи твердила себе, что это все лишь к лучшему. Так лучше для дочки, тут уж сомневаться не приходилось. Эдана должна расти в любви и заботе, ее должен лелеять родной отец. Софи прекрасно помнила, как ее саму любил и баловал отец, пока обстоятельства не вынудили его покинуть Нью-Йорк, и не менее живо помнила, как ей постоянно не хватало отца потом, как ей хотелось, чтобы и у нее был любимый папа, как у других маленьких девочек. Да, Софи поступила крайне эгоистично, сбежав от Эдварда после его второго предложения, хотя она и действовала исключительно из стремления защитить себя. Эдана должна иметь отца, и она будет его иметь.
И раз уж Софи так панически боялась этого брака, что способна была потерять контроль над собой, то лучше ей думать об отношении Эдварда к Эдане, а не к себе самой.
Софи вдруг вспомнила, что из-за всей этой сумятицы она ни разу не подумала о Генри Мартене. Софи смутилась. Генри ведь любит ее. Генри ждет ответа на свое предложение. Софи совсем не хотела огорчать его, но этого теперь просто не избежать.
Софи понимала, что не должна медлить и откладывать, завтра утром она должна увидеть Генри и сказать ему, что обручилась с Эдвардом Деланца.
Софи старалась спрятать руку в складках юбки, чтобы Генри не увидел кольца с бриллиантом в восемь карат. Они стояли в его конторе, почти возле двери. Генри взял ее за плечи.
