Книга Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть третья - Вера Камша

1

Грато дурил с самого утра: не шутил, не заигрывал, а злился на весь свет. То ли бесноватых чуял, уж больно много их припожаловало, то ли переживал о пропавшей Мирте. Кобыла, впрочем, могла и отыскаться. В отличие от всадника, хоть бы уж не зря все было…

– Хватит! – бросил маршал коню и себе, пуская мориска по снежному полю. Прочь от суеты разворачивающихся на позициях полков и от бесполезных, слюнявых сожалений. Скачка вышла недолгой – обогнули один холм, взлетели на другой, встали, поджидая приотставшую свиту. Успевшее взобраться довольно-таки высоко солнце разогнало тени по многочисленным лощинам, но та, над которой стоял Савиньяк, кипела неистовыми осенними красками.

Красные с золотом плащи и мундиры, красные и желтые вымпелы на пиках, флажки и флаги среди снега и камней казались еще ярче. Алатские витязи не проспали и вовсю готовились к сражению, эдакий островок жизни среди северного зимнего сна.

У котлов никого – отзавтракали и, похоже, снарядились сами, теперь дело за лошадьми. Любоваться, как витязи седлают коней, как по готовности тянутся в более широкую часть лощины, где и строятся, можно долго, но навстречу уже торопится Карои с парой своих офицеров. Заметили, охотнички закатные!

– Радуйся, – Гашпар протянул руку первым, и Савиньяк ее с готовностью тряханул. – Скоро весна!

– Я помню. – С Райнштайнером про все эти изломы, пожалуй, забудешь. – Первый день Зимних Скал – значит, начался новый отсчет, и все. По крайней мере, до вечера.

– Праздник начнется раньше, – заверил родич и союзник. – Мне снился первый Балинт, и даже мой конь понимает, к чему это.

Может, снился, а может и нет, алаты даже не хотят драться – жаждут! Еще бы, столько времени пробирались в чужих плащах вслед за армией, спеть от души и то не давали. Дошли, и опять торчать в стороне и от врагов, и от союзников, а тут Излом, вероломство, и, наконец, сражение.

– Мне тоже кое-что снилось, – не стал вдаваться в подробности Эмиль. – Но сейчас пора просыпаться. Всем. Три с половиной тысячи панцирной кавалерии – сюрприз, который преподносят лишь раз и в нужный момент. Естественно, этот момент не настанет ни прямо сейчас, ни в начале сражения, так что потерпите еще малость.

– Мы терпим, – алат засмеялся и подкрутил усы, Ариго это делал иначе. – Так терпим, что руку на рукояти сабли сводит. Полюбуешься на моих?

– А зачем бы я тогда приехал?

– Э! За тюрегвизе, конечно. Мы-то согреемся, а тебе стоять!

– Давай, – подмигнул Савиньяк. Фляга возникла немедленно. Ритуальный глоток – и рысцой вдоль уже построившегося первого, самого заслуженного эскадрона. Совсем уж молодых лиц мало, все больше зрелые мужи; то и дело мелькают медвежьи шкуры – знак особых заслуг владельца. Алат помнит, как и Бергмарк, помнит и не расстается с оружием даже во сне. Потертые ножны твердят об отцовских и дедовских подвигах, длинные пики, от которых давным-давно отказались конники как Талига, так и его врагов, торчат над шеренгами густым частоколом, красно-желтые флажки обвивают древки – безветрие…

– Скажешь, старина рыцарская, ушедшая, – Гашпар убирает заветную флягу до вечера, – но ведь если правильно пустить в ход?

– О да, – хотя верней было бы сказать «О, та!» и добавить «Пфе!». – Прапрадедовский шестопер разбивает вражьи головы просто отлично.

– Шестоперы – это к пиву.

Одна из лошадей, мотнув головой, на мощном выдохе обдает товарок паром из ноздрей. Морозно и ясно, самое то для конной атаки.

– Поздороваешься?

– С кем?

– Да хоть бы и с Коломаном, – Гашпар кивком указывает на крайнего в шеренге, чернобрового и, судя по выбившейся из-под шлема пряди, седого. – Альберту крепко повезло, что он тут, но не повезло, что его братья в Алати.

Осадить Грато, хохотнуть, как же без этого!

– С праздником, витязь! Радуйся.

– Не выходит радоваться, господарь, – жалуется Коломан, – кончар чешется. Когда?

– Скоро. Готовьтесь.

– Как это, – возмущается витязь, – чтобы мы да не были готовы?

– И до ночи сможем прождать, – подхватывает сосед, краснощекий и белозубый, – но не хотим…