Рафаэль спросил: «А как они узнали про эти палки?»
«Это секрет Господа для богобоязненных».
«А ты видел хотя бы одного из них?»
«Наших людей я не видел, но я видел иноверцев, вернувшихся оттуда, и они рассказывали мне о них».
«А еврея из наших, который был там, ты не видел? — спросил он. — Почему другие народы заслужили попасть туда, а евреи не заслужили?»
«Есть евреи, которые заслужили, — сказал я, — но каждый, кто заслужил и попал туда, оттуда уже не возвращается. Скажи сам, если бы ты попал туда, разве ты бы хотел вернуться сюда?»
«А почему иноверцы вернулись?»
«Все, кто не может сравниться с ними в праведности, не могут ужиться с ними. Но есть и такие, которые уходят, потому что скучают по своему городу, по своим родным местам, как в той истории, что я тебе рассказывал, — о мусульманском военачальнике, который попал туда во время войны с турками. Помнишь, что произошло под деревом?»
«Но ведь тот военачальник побывал у евреев Хайбара»[246], — возразил Рафаэль.
«Ну, если так, — сказал я ему, — то я расскажу тебе историю об арабе, который повстречал именно сыновей Моисея. Я сам видел этого араба в Иерусалиме. Он очень любил евреев и даже кланялся еврейским детям, когда встречал их, потому что каждый иноверец, который удостоился встретить еврейских праведников, уже не питает ненависти к евреям, а уважает их и возвещает миру об их праведности».
Пока мы разговаривали, пришел Даниэль Бах. Он явно был доволен. Во-первых, потому, что он вообще человек довольный, а во-вторых, потому, что он получил письмо от отца. Что же пишет его отец? Не упоминает ни о своих разногласиях по поводу миньяна в Рамат-Рахель, ни о могилах праведников, на которых он простирался, а если о чем и упоминает, так это о виноградниках и апельсиновых рощах в Рамат-Рахель, и сколько молока дает каждая корова, и сколько яиц несут куры.
«Если бы я не знал почерк отца, я бы подумал, что это письмо писал кто-то другой, — сказал Даниэль. — Какое дело моему отцу до коров, птиц и виноградников?! — И добавил: — Теперь я понимаю, почему клевещут на Страну Израиля. Уж если она способна так изменить старика, который всю свою жизнь провел в изучении Торы и в молитвах, то подумать только, что она может сделать с молодыми парнями, которые не занимались ни Торой, ни молитвами?»
Из дома вышла Сара-Перл, увидела меня и спросила: «Где господин был все эти дни? Похоже, что мы вас не видели с кануна Шавуот».
Я рассказал ей о своих молодых друзьях в деревне, с которыми провел этот праздник, и заодно порадовался, что не рассказывал об этом Йерухаму Хофши, — ведь все, о чем рассказываешь во второй раз, теряет силу и свежесть первого раза.
Оказалось, что Даниэль Бах слышал об этих парнях и девушках, которые решили работать на поле, и не в восторге от них. Он сказал: «Если бы я не знал их отцов, я, возможно, и восхищался бы ими. Но поскольку я знаю отцов, меня не радуют сыновья. Впрочем, я не хочу портить радость господину. Кто радуется, пусть радуется».
И я действительно радовался при воспоминании о них и о тех днях, которые провел с ними. Да не сочтет мне Господь за прегрешение, что из-за них я пренебрег на несколько дней Торой и до сих пор не вернулся к учению.
Рафаэль опять вернулся к нашему разговору: «А среди тех, кто добрался до реки Самбатион, дети тоже были?»
Я сказал: «Разве я не рассказывал тебе историю о раввине Ор а-Хаиме[247], которого один из сыновей Моисея нашел в канун субботы с наступлением темноты, положил себе в карман и забыл его там, а в субботу вечером, когда вошел в синагогу, услышал голос из своего кармана: „Да возвеличится и освятится великое имя Его“?»
«Я спрашивал не об этом, — сказал Рафаэль Я спрашивал, добрался ли какой-нибудь ребенок до реки Самбатион».
«Подожди, Рафаэль, я попробую вспомнить».
Он сказал: «Ты на все вопросы отвечаешь „подожди, я вспомню“».
Я возразил: «Во-первых, отвечать немедленно нехорошо. Человек должен сначала упорядочить свои слова, чтобы они были приятны слушателю. А во-вторых, человеку в галуте свойственно забывать, потому что изгнание ослабляет силу памяти. Но сейчас, дорогой мой, я уже вспомнил. Да, у нас в Иерусалиме был один мальчик, который достиг реки Самбатион и вернулся оттуда. А как он попал туда и почему вернулся, я тебе сейчас расскажу, дослушай. Когда отцу этого мальчика исполнилось тринадцать лет и ему выбрали невесту, его отец заказал ему свадебные туфли, Молодой жених спросил сапожника, выдержат ли они долгую дорогу и не порвутся ли вскоре. Сапожник сказал: „В этих туфлях ты можешь перейти реку Самбатион“. Жених принял эти слова близко к сердцу и после свадебной церемонии рассказал о них невесте. Та сказала: „Я вижу, что ты задумал пойти к десяти коленам, и я уверена, что ты дойдешь, так как я слышала, что этот сапожник — один из тридцати шести праведников[248] и если он что-то сказал, то от своих слов не откажется“. Жених ответил: „Когда ты родишь сына, назови его Ханох, по имени этого сапожника, и, когда мы удостоимся и нашему сыну придет время накладывать тфилин[249], напиши ему тфилин и отправь в дорогу, а Святой и Благословенный в Своей милости приведет его ко мне“. С этими словами он поднялся с постели, взял талит и тфилин, надел свои туфли и отправился в дорогу. Шел он, шел и дошел до реки Самбатион. И когда он увидел, как река Самбатион швыряет огромные камни до самых небес, его охватил великий страх, и он сказал: „Как я перейду эту страшную реку?“ Но в эту минуту волшебные туфли подняли его, и он благополучно пересек реку и оказался перед сыновьями Моисея.
