– Какое наказание для Келли! – поморщился капитан. – Стать объектом чьей-то жалости.
– Ты видел надпись на ее камне: «Суд небесный, повергает нас в трепет. Он не знает жалости». – Хэм сглотнул комок в горле. – А теперь, когда я вижу тебя, я испытываю к ней еще большую жалость. Как бы она любила своего внука! Это было жестоко со стороны твоей матери…
– Да, позже она раскаялась в своем решении, когда стала старше и мудрее. Но напуганной восемнадцатилетней девушке, к тому же беременной и не замужем, казалось гораздо спокойнее оставаться на ферме с родителями. Соседям дали понять, что она вышла замуж до того, как мужа отправили на фронт. А потом она овдовела.
Он закурил сигарету. Хэм сунул в рот незажженную трубку. Капитан продолжал:
– Вся жизнь моей матери была сплошной трагедией. Возлюбленный погиб во Второй мировой войне. Сына сбили над Ханоем двадцать лет спустя.
– Вы сбрасывали бомбы, убившие тысячи людей?
– Нет, я летал на истребителях, «фантомах». – Он внимательно изучал угрюмое выражение лица своего собеседника. – А что бы вы сказали, если бы я сбрасывал бомбы?
– Вероятно, пришел бы к выводу, что кровь, в конце концов, дает себя знать.
– Звучит не слишком лестно. Вы честный человек. Я предчувствовал, что вы окажетесь именно таким. Вы мне нравитесь, дедушка. Или предпочитаете, чтобы я называл вас Хэмом? Два Хэма… Боюсь, мы запутаемся. В конце концов, нам покажется, что мы разговариваем сами с собой.
Хэм улыбнулся.
– «Дедушка» мне подходит. Правда, к этому еще надо привыкнуть. И тебе ко многому придется привыкать… внук мой… Нет, не могу поверить.
– Да и мне это кажется нереальным. А насчет войны… я тоже хочу быть честным. Сбрасывать бомбы или прикрывать бомбардировщики сверху – разница небольшая. И то и другое обесчеловечивает. Я получил сполна за свое участие в войне – семь лет в северовьетнамских лагерях для военнопленных. Их называли «последним кругом ада». У мамы было два сердечных приступа за то время, что я провел в плену. Последний, в тысяча девятьсот семидесятом, едва не оказался смертельным. После этого она и решилась рассказать правду. Передала отцовский дневник вместе со всеми письмами своей сестре, моей тетушке Кейт, и приложила письмо для меня. Я вернулся в Техас пятого числа этого месяца. Вот тогда-то тетушка и передала мне мое наследство. – Губы его дрогнули.
Официантка принесла яблочный бренди для Хэма, виски и пиво для капитана. Она наклонилась и коснулась его грудью, а когда уходила, бесстыдно задела его задом. Капитан начал проявлять интерес. Хэм тронул его за руку.
– Ты собираешься с ней переспать?
– Возможно. Если решу остаться.
Хэм угрюмо смотрел в свой стакан.
– Найтсвилл тебя разочаровал. Совсем не такой, как в дневниках твоего отца. Старый дом превратился в дешевый мотель, а проще говоря, в перевалочную станцию. Запущенный парк…
– Да, это не совсем то, чего я ждал. Я не очень понимаю… Вы управляете мотелем? И парком?
– Да, именно этим я занимался последние восемь лет. Ага, теперь, я вижу, ты вообще ничего не понимаешь. Видишь ли, в дневниках Ната есть пробел в двадцать восемь лет. После смерти Келли дела пошли все хуже. У меня никогда не было склонности к цифрам и бизнесу. Много лет она управляла бизнесом Найтов и Мейджорсов. После ее смерти я представления не имел о том, как идут дела. Налоги на имущество удваивались, утраивались и продолжают расти. В годы войны доходы практически свелись к нулю. Долги между тем росли. Брюс Мейджорс умер вскоре после Келли. Крис еще жива, уже больше двадцати лет находится в частной клинике, ты наверняка читал об этом в дневниках. Одно время расходы на ее содержание съедали девяносто процентов моего дохода. – Он покачал головой. – Такие шарлатаны… Но что мне оставалось делать? Не помещать же ее в обычное заведение после заботы и ухода, к которым она привыкла. Это было бы преступлением. В тысяча, девятьсот пятьдесят втором году пришлось продать Уитли и все владения Мейджорсов на том берегу реки. В шестьдесят третьем ушло все остальное. Знаешь, когда тот тип вошел сюда в один прекрасный летний день и предложил мне сделку, звучало все совсем неплохо. У них целая сеть таких отелей по всей Америке. Корпорация мотелей «Белый рыцарь».[16]Какова ирония судьбы! Ты видел ту дурацкую табличку в парке?
Капитан снова поморщился. Погасил окурок в пепельнице.
– Слава Богу. Приятно слышать, что это не ваша идея. – Он взглянул на потолок, потрогал стену, оглянулся на стойку бара. – Знаете, а с этим можно что-то сделать. У нас в Техасе полно хороших мотелей.
Хэм рассмеялся.
– Ну как же, в Техасе все больше и лучше.
– Я могу вас кое-чему научить.
– Правда? Значит, все же решил остаться?
Капитан смотрел на Сару. Официантка наклонилась за салфеткой, показав свой аппетитный зад.
– В Найтсвилле все еще чувствуется местный колорит.
Глаза Хэма блеснули.
– Смотришь на эту девушку, капитан? Она во многом напоминает Келли. Наверное, поэтому я ее и нанял.
– Да, смотреть на нее – одно удовольствие. – Он коснулся руки Хэма. – Дедушка, у вас теперь новый бармен. Нынешний делает паршивые напитки.
– Ты принят на работу. – Хэм засмеялся. – Эй, Сара! Принеси нам еще по одной. Сделай двойные порции. Мой внук вернулся домой.
Передняя дверь открылась, вошла пара молодых людей. На секунду с улицы донеслись звуки музыки и скрип каруселей.
Когда ее не стало, я плакал целый день. Один, опять один я… Как всегда…
По какой-то непонятной причине Хэм подумал о матери молодого Хэма, которую никогда не видел. Какая она – женщина, которую любил его сын, от которого она забеременела?
«Мать дала мне это имя. Она знала, как сильно он тебя любил».
Хорошо, что в кабинке полумрак и капитан не увидит слезы на его глазах.
