— Видите ли… — с расстановкой начал мистер Смит. — Я, право, не знаю… Просто не знаю, разумно ли это…
— Ах, да будет вам твердить одно и то же! — воскликнул Дэрсингем сердито. — Конечно, разумно. Я не простофиля какой-нибудь. Его требование нам невыгодно, и я бы не платил ему сейчас, если бы мог, но подозрительного тут нет ничего. Многие комиссионеры и агенты работают на таких условиях и получают деньги, как только заказ оформлен.
— Не спорю, мистер Дэрсингем. Но вы имеете в виду обыкновенных коммивояжеров, не так ли, сэр? Людей, получающих очень скромный процент за комиссию, а не такие суммы.
— Вовсе нет. Я имею в виду других, тех, что работают… гм… в крупном масштабе, — довольно туманно пояснил мистер Дэрсингем.
— А если мистер Голспи от нас уйдет, тогда что? Я, знаете ли, не могу отделаться от этой мысли.
— Зачем ему уходить? Клянусь честью, он делает неплохие дела. Он сейчас извлекает из моего представительства больше выгоды, чем я сам. Нет, я знаю, чего вы опасаетесь, Смит, знаю, что вы сейчас скажете. Вы думаете, что Голспи ничто не помешает перейти к какой-нибудь другой фирме, конкурирующей с нами, если ему это будет выгодно. И еще другое: он может перепродать кому-нибудь все представительство по продаже балтийского товара и улизнуть.
— Вот именно, сэр. Мне оба эти подозрения приходили в голову.
— Я об этом подумал, Смит. Не тревожьтесь. Это неплохо, что вы так осторожны, наоборот, это делает вам честь. Знаю, вы человек преданный и надежный. Но вы не думайте, что я вчера родился. Не стану вас уверять, что я — делец по натуре, этакая хитрая старая акула, каких много в Сити. Нет, это не мое призвание, Смит, и если бы средства позволяли, я завтра же ушел бы от дел и поселился в каком-нибудь уютном местечке за городом. Но и у меня есть опыт, и я не дурак, знаете ли. О нет! — воскликнул он самодовольно, обращаясь к мистеру Смиту, а быть может, и к внемлющим богам. — Я уже давно об этом думал, и сегодня утром, когда он пришел и потребовал, чтобы мы сразу с ним рассчитались (да еще сумма-то какая! Впрочем, он ее честно заработал, что правда, то правда), я высказал ему свои соображения.
— Вот это очень хорошо, мистер Дэрсингем, — воскликнул мистер Смит с большим облегчением.
— Да, и он согласился пойти нам навстречу. Я обещал уплатить ему как можно скорее, а он подпишет обязательство никому не передавать представительства и в случае отъезда закрепить представительство за нами. Это очень честно с его стороны, ничего не скажешь. В конце концов мы от такого нового соглашения только выиграем, не так ли? Мы выплатим немного раньше то, что ему следует, но зато закрепляем за собой новый товар. Я сегодня же схожу к своему нотариусу, чтобы написать такую бумагу, и мы оформим все, как полагается. И если даже Голспи уедет, в наших руках останется новое дело, и, откровенно говоря, чем раньше Голспи уберется, тем лучше. Еще одно я вам скажу, Смит. После того как он подпишет обязательство, ему придется бросить свои противные замашки, этот насмешливый тон и все такое. Больше я со всем этим мириться не намерен. Да и мириться не будет надобности, клянусь святым Георгием! — В голосе мистера Дэрсингема звучали торжествующие нотки, он усиленно изображал ловкого дельца. — Я только сейчас сообразил это. Теперь он может отправляться на все четыре стороны. Ему придется переменить тон! Понимаете?
— Понимаю, мистер Дэрсингем, — сказал мистер Смит медленно. — Странно только, что он этого не принял во внимание.
— О, ему нужно, чтобы деньги были у него в кармане, и больше ничего. Ну, и затем он, наверное, воображает, что мне нравятся его милые шутки, нравится выслушивать ежедневно, что без него фирма не могла бы существовать. Эти горластые хвастуны никогда не интересуются тем, что думают другие.
— Конечно, вряд ли мистер Голспи об этом особенно беспокоится, — сказал мистер Смит в раздумье. — Но я не совсем разделяю ваше мнение о нем… Впрочем, вы должны лучше его знать, мистер Дэрсингем. Но… право…
— Вы меня извините, Смит, — возразил мистер Дэрсингем, улыбаясь, — но иногда вы рассуждаете, как какая-нибудь старая прачка, и боюсь, что сейчас именно такой случай. Нет, нет, не обижайтесь, я знаю, вы славный малый, и, скажу откровенно, не хотел бы я без вас управлять нашим делом. Так вот, проверьте его расчет как можно скорее и выясните, на какие поступления мы можем рассчитывать в ближайшие две недели, сколько денег у нас в кассе и все прочее, а тогда мы все и решим.
Все это было сказано таким дружеским тоном, что мистер Смит не мог обидеться на «старую прачку». Он вышел из кабинета, убеждая себя, что мистер Дэрсингем прав, и почти пристыженный тем, что не разделял его неожиданной бодрой уверенности. Однако факт оставался фактом: его по-прежнему мучили сомнения. В тоне мистера Дэрсингема было нечто, коробившее его. Не нравилось ему, что тот так легко отмахивается от мистера Голспи. Тут что-то неладно. Мистер Смит чувствовал, что мистер Дэрсингем ведет неверную политику в отношении мистера Голспи. Что это говорил Тарджис со слов дочери Голспи? Мистер Смит спрашивал себя, не лучше ли сказать об этом мистеру Дэрсингему, но тотчас отказался от такой мысли. Мистер Дэрсингем знает, что делает. Он говорил так уверенно. Он даже слишком подчеркивал свою уверенность. Мистер Смит был настолько робкий человек, что ощущал даже легкую тревогу, наблюдая у иных такую торжествующую уверенность в себе. Нет, осторожность прежде всего!
Он сел за свой стол и раскрыл счетные книги, чтобы проверить, сколько причитается мистеру Голспи, и на целый час с головой погрузился в это занятие, чувствуя себя как дома в хорошо знакомом мирке неизменных чисел и сбалансированных итогов, мире, где нужно только иметь терпение, и тогда все получается правильно, великолепно.
5
— Ну, как чувствует себя мистер Бененден? — спросил мистер Смит. Была среда. Он зашел в лавку, возвращаясь после завтрака в контору, и застал толстушку-племянницу Бенендена на том же месте за прилавком.
Она его узнала, сначала улыбнулась, предвкушая возможность поболтать, потом пригорюнилась, вспомнив, что темой будет пострадавший дядя. Но в конце концов сумела примирить одно с другим.
— Не особенно хорошо, благодарю вас. Теперь, когда он в больнице и его как следует осмотрели, у него нашли кучу всяких болезней. Он никогда не ходил к докторам, он им не верил, знаете ли, а ведь это глупо… Дело не только в том, что его переехали (хотя он сильно пострадал): доктора говорят, что с ним плохо. Может быть, придется делать операцию.
— Какая неприятность! А чем же он, собственно, болен?
— Право, не могу вам сказать. Вы знаете, как в больницах: если они и знают правду, они ее нам не говорят. Я была у него в воскресенье и рассказывала про лавку и кто приходил и все такое. Вы не мистер Бромфилд, нет?
— Нет, моя фамилия Смит.
— Мистер Смит. Да, да, он и про вас вспоминал.
— Неужели? — Мистер Смит почувствовал удовлетворение, как всякий человек, когда его отмечают. — Наверное, спрашивал, заходил ли я, да? Пожалуйста, передайте ему, что я очень огорчен этим несчастьем. Скажите, что улица Ангела без него как будто не та, и я надеюсь, что он скоро вернется.
