— Теперь — назад! — громко прозвучал его голос у нее в сознании. — Они способны увидеть тебя, если откроют третий глаз и посмотрят в твою сторону. Подумай обо мне, дитя. Назад, в комнату!
Джилл представила себе Невина и комнату и внезапно ее глаза открылись. Она смотрела в огонь. Невин больше не касался ее. Джилл встала и потянулась, тело было странно напряжено и затекло.
— Я никогда не думал, что они будут следить за Аластиром, — сказал Невин. — Мне нужно действовать очень быстро, раз уж я собираюсь вытащить ученика из этой ловушки.
— Что? Почему ты хочешь его спасти? После всех гнусных дел, которые он совершил?
— Он заплатит за эти преступления. Но заплатит за них по закону.
— Но он — самая мерзкая свинья, которую я когда-либо…
Невин выставил руку ладонью вперед, чтобы она замолчала.
— Почему бы тебе не спуститься в большой зал к твоему Родри? Мне нужно хорошо подумать.
Как только Джилл ушла, Невин снова стал беспокойно расхаживать по комнате. Он намеревался спасти Саркина от ястребов — больше для блага королевства, чем из-за самого ученика. Если Саркин умрет, ругаясь и крича под пытками, то ненависть и боль перейдут в его следующую жизнь, и он будет представлять большую угрозу. Если он пожалел Камделя, то где-то в его душе еще тлеет искра добра, которая может разгореться и превратиться в очищающий огонь.
— Если, конечно, мы сможем его вытащить, — заметил Невин толстому желтому гному, который расположился у огня. — Несомненно, они направляются в Бардек. Интересно, как они собираются проносить его на корабль? Вероятно, подойдет большой сундук или что-то в этом роде.
Гном в задумчивости почесал живот. Невин подумал, не попросить ли Блейна отправить за ястребами боевой отряд. Но они ушли слишком далеко. Кроме того, ястребы умеют пользоваться двеомером. Они увидят погоню и смогут спрятаться. «Я сам мог бы поехать с боевым отрядом», — напомнил себе Невин. В конце концов ястребам придется продвигаться медленно, пробираясь по горам.
Горы. Невин рассмеялся и встал на колени у огня, чтобы связаться с единственным мастером двеомера в королевстве, который теперь мог ему помочь.
Вскоре ястребы вернулись к костру вместе с лошадьми. Саркин лежал не двигаясь и слушал их разговоры. Более высокого звали Деканни, его отличали желто-карие глаза, которые свидетельствовали о крови Анмурдио. Имя другого было Карлупо, и он, казалось, являлся старшим в паре. Покончив с ужином, Деканни встал на колени рядом с Саркином и схватил его за запястья, чтобы поднять руки пленника над головой, затем задрал рубашку ему на лицо. Саркин лежал неподвижно, слушая, как ястреб напевает себе под нос, пока что-то делает у костра. Наконец он вернулся к пленнику.
— Я держу кинжал. Я его накалил.
Саркин собрал всю свою волю в кулак. Деканни захихикал, как девушка, затем коснулся раскаленной сталью правого соска Саркина. Хотя боль прошла ему в самое сердце, Саркин не издал ни звука.
— Я продолжаю, малыш.
Боль пронзила левый сосок. Саркин боролся с собой, пытаясь подавить крик, который поднимался у него в горле. Внезапно он почувствовал, как по ногам потекла горячая жидкость.
— Ну и вонь! Я тебя за это сейчас переверну и оставлю метки на твоей заднице.
— Нет! — послышался голос Карлупо где-то поблизости. — Для одного вечера ты сделал достаточно. Он должен быть в приличном состоянии, когда мы доставим его домой. Ведь члены Братства захотят, чтобы он продержался как можно дольше.
— Он поправится на корабле.
— Я сказал: достаточно.
Мир закружился, и Саркин потерял сознание. Он проснулся посреди ночи и обнаружил, что все еще лежит в своей моче. Ястребы опустили его рубашку и грубая ткань терлась об ожоги, из которых сочилась какая-то жидкость. Саркин долго лежал без сна, стараясь не застонать перед тем, как снова потерял сознание.
Утром ястребы разбудили его пинками и резко подняли, чтобы он принял сидячее положение. Карлупо сварил овсяную кашу в небольшом котелке и принес миску.
— Я развяжу тебе руки, чтобы ты смог поесть, — сказал он. — Но если ты доставишь нам хоть малейшее беспокойство, Деканни получит возможность еще немного позабавиться с тобой перед тем, как мы тронемся в путь.
Саркин отвернулся. Он хотел голодать и ослабнуть, чтобы быстрее умереть под пыткой.
— Ты будешь есть, — рявкнул Карлупо.
Когда Саркин отказался, Деканни силой разомкнул пленнику челюсти, а Карлупо засунул кашу ложкой. Она наполнила весь рот Саркина, подобно кляпу, и ему пришлось проглотить ее. Они заставили его съесть все. Унижение было таким же болезненным, как ожоги.
Когда они сели в седло, его охватила боль. Движения лошади заставляли грубую рубашку тереться о свежие ожоги, он потел на жарком солнце, и соль разъедала раны. Он думал о смерти. О смерти, которая положит этому конец. В середине дня связанные кисти начали раздуваться, и веревка впивалась в тело. Саркин сильно прокусил себе губу.
— Есть собираешься, малыш? — спросил Карлупо во время следующей остановки. — Или ты хочешь, чтобы мы снова тебя кормили?
— Я буду есть.
Карлупо развязал ему руки и стоял над ним с обнаженным мечом, пока Саркин жевал вяленую говядину и галеты. Затем они снова сели на лошадей и агония продолжилась.
К тому времени они далеко заехали в горы и двигались по узкой тропе, которая петляла среди огромных валунов. Иногда они переходили вброд быстрый ручей или терлись плечом о высокую скалу. Саркин едва замечал дорогу. Он сильно натер себе бедра от того, что весь день ехал в мокрых и грязных бриггах. Деканни придержал лошадь и заговорил с пленником:
— Мы скоро разобьем лагерь. У меня опять будет несколько минут, чтобы поиграть с тобой. Выбирай, что тебе больше понравится. Я могу сунуть раскаленное лезвие тебе под мышки, а могу в задницу. Вечером скажешь, какая тебе игра больше понравится.
После этих слов Деканни немного отстал, чтобы занять место в арьергарде. Саркин дрожал так, что никакие усилия воли не могли заставить его успокоиться. Он хорошо понимал, что делает Деканни. Конечно, если Саркин не выберет, то его ждут обе пытки, но если он отдаст предпочтение одной из двух, то сделает первый шаг к сотрудничеству со своими мучителями. Они хотят сломить его волю, сделать партнером собственной боли, пока наконец не возникнет смертоносное, почти сексуальное единение между тем, кто приносит боль, и тем, кому ее причиняют.
— Деканни! — крикнул он. — Я не стану выбирать.
Сзади послышалось хихиканье. Они въехали в скалистое ущелье. Сверху его закрывали кусты. Когда Саркин поднял голову, ему показалось, что один из кустарников превратился в человеческое лицо.
Он быстро отвернулся. Если у него начнется бред или он сойдет с ума, то потеряет остатки воли и не сможет больше противостоять мучителям. Он сосредоточился на дыхании и попытался отвести сознание от разбитого, пульсирующего тела. Тени стали еще гуще. Ночь приближалась.
