— Закрой глаза, если чувствуешь себя неловко, — услышал он ее ворчание.
Он перевел взгляд на ее лицо.
Бедность, недостаток дров, щели в стенах и кубок воды вместо водки на сон грядущий. Бедняки мерзнут чаще, чем те, у кого полный кошелек. Она ассоциировалась у него с той ночью в Виеке, еще не остывшим после мойни телом, теплой, мягкой от воды ступней на его шее. Но действительность должна была быть именно такой: выступающий из-под перины и красный от насморка кончик носа. Возможно, ночной колпак на голове. Сейчас ночной колпак заменял парик.
Интересно: она не сняла парик из-за царящего в комнате холода или думая о нем? Волосы у нее были черные и грубые: спустя три дня ее голова походила на щеку экономящего на бритье южанина, но хоть Дебрен несколько раз под различными предлогами проводил по ней рукой и не скрывал удовлетворения от неповторимой возможности ощущать шершавую мягкость, девушка упрямо и как можно ниже надвигала капюшон на лоб. Так что скорее всего не в холоде было дело.
Но к счастью, в комнате было не слишком тепло.
— Холодно, — пожал он плечами, переходя с шепота на более нейтральный полуголос.
Если Петунка к экстравагантному, приоткрывающему лодыжки и декольте платью не добавила столь же нетипичной рубашки, обрезанной юбки или укороченных кальсон, то там, под периной, девушка была голой. Конечно, на свой специфический лад, но и этого вполне хватало, чтобы быть осторожным. Шептать в присутствии нагих девушек — дело рискованное, ассоциирующееся с прелюдией любовных утех.
— Я согрела тебе постель. — Ее голос по-прежнему балансировал на грани шепота, неплохо маскируя эмоции. — Иди.
— Лучше в одежде, — буркнул он. — В случае чего…
— Утром ты можешь умереть, — прервала она. — Пожалуй, есть смысл в последний раз нормально… Ну, иди. Не бойся. Я не кусаюсь. И уже закрываю глаза.
Ложе было широкое, а он мог не пережить зари. Он повторил это про себя, присел на краю тюфяка и начал раздеваться.
— Далеко у вас зашло, — бросила она равнодушно. Дебрен не прокомментировал, поэтому она добавила: — Ну да и неудивительно. Это Петунка. Женщина с характером и требовательная. От такой запросто не отделаешься.
— Факт, — буркнул он.
Он расшнуровывал штаны, пытаясь поддержать себя мыслью, что последний раз Ленда стащила их с него сама, и после шалаша на склоне Чернухи, и там, в мойне, у его тела нет от нее секретов.
— Позволь спросить, каким образом ты собираешься на пару с княжной снимать проклятие?
— Предпочитал бы об этом не говорить. — Штаны он тоже предпочитал бы не снимать, но, разумеется, спустил их с бедер. Он не хотел ни развеселить, ни обидеть Ленду. — Это немного… бестактно.
Он старался не отрывать ягодиц от простыни, не высовывать их, упаси Боже, за пределы валика перины — и в результате одновременно со штанами снял и бинты. К счастью, ни одна из ран не открылась. А если б даже и открылась, то ведь постели досталось уже при перевязывании Збрхла.
Залезая под перину, он припомнил, что пятна крови сосредоточились по другую сторону. Она оставила ему лучшую половину ложа.
— Я понимаю, что это бестактно. — Она должна была почувствовать, что он лежит рядом, однако глаза не открыла. — Если проблема затрагивает личные отношения и девственность.
— Что ты имеешь в виду?
— А ничего. Не мне встревать между чародеями и княжнами. — Она так и не открывала глаз, поэтому он по-прежнему не понимал. — Скажу только, чтобы ты не забывал о Збрхле. Он, кажется, не мастак мыслить рационально. Может не понять, что проклятие, которое, по правде говоря, родилось в постели, в постели надобно и снимать.
Она прекрасно владела лицом и голосом. Но то, что говорила, открыло Дебрену глаза.
— Погоди… Надеюсь, ты не думаешь, что мы с Петункой?..
— Она княжна. — Тень грустной улыбки понемногу сползала к уголкам ее губ. — Ты — чародей. По отдельности каждый из вас мало что может сделать, чтобы снять проклятие, но совместно… Разумеется, на протяжении каких-нибудь… — Она задумалась, — каких-нибудь тринадцати лет. Плюс, естественно, девять месяцев. Вам понадобилось ужасно много времени, чтобы все обговорить. И я успела это продумать. Конечно, когда уже идея родилась, все стало очень просто. Только надо подождать. Ну, может, до двенадцатого года жизни: вроде бы с каждым поколением дети быстрее дозревают.
— Ничего ты не понимаешь, Ленда…
— Понимаю. И тебя. И ее, и даже то, что вам обоим досадно, потому что ты хотел бы зачать спасительницу со мной, а Петунка со Збрхлом. Но вы оба люди рассудительные, взрослые и… — голос у нее слегка дрогнул, — и порядочные. Поэтому сделали то, что было надо, либо…
— Ничего мы не сделали!
— …либо сделаете. Потому что так надо. — Только теперь она раскрыла глаза. — Такова уж твоя профессия — помогать людям.
— Мы разговаривали о спасительнице. — Он присел, даже не слишком заботясь, чтобы перина прикрывала его со всех сторон. Он должен был смотреть Ленде в лицо. — Согласен, долго. Но проблема серьезна и требует…
— …времени, — договорила она. — Это я знаю. Надо применить чары, убедиться, что старания пойдут впрок, не вхолостую. Из того, что она говорила о себе, следует, что она беременела всякий раз, но, знамо дело, именно тогда, когда хочется…
— Ленда! Замолкни и послушай немного.
— Не хочу. — Сейчас, когда он уже обхватил пальцами ее удивительно маленькое и нежное лицо, она, конечно, попыталась отвернуться, вжаться в подушку. И конечно, делала это так неловко, что единственным результатом ее стараний было столкновение холодного носа с большим пальцем Дебрена… — Я соглашаюсь с этим, я люблю Петунку, но не заставляй меня…
— Мозговик выделяет что-то вроде феромонов. — Он убрал руки с ее щек. — Помнишь, когда мы встретились в «Кролике», ты сказала, что у вас платят даже просто за вход, потому что человек начинает дышать пьянящей атмосферой, а это доставляет удовольствие. Ты имела в виду обстановку, но ведь существуют роскошные бордели и королевские спальни, хотя чаще-то интимные связи монархов происходят где-нибудь в пригородах, где атмосфера в буквальном смысле облегчает дыхание и благоприятствует ему. Я говорю не о запахе кадильниц. За большие деньги можно придать месту такую ауру, что человек ни о чем другом, кроме постельных дел, не думает. Я читал об этом и даже раза два проводил опыты…
— В роскошных борделях? — скорее отметила, нежели спросила Ленда, правда, не очень колко.
Дебрен не счел нужным отвечать.
— Этот дом — как раз такое место. Проклятие свое дело делает, и именно из-за него приезжие так легко влюбляются в хозяек: Мешторгазий на всякий случай обезопасил себя и в этом.
— Если ты намерен объяснять, почему должен был любезничать с Петункой, то успокойся. Я предпочитаю видеть в этом более возвышенные мотивы. Хоть не возражаю: одурманивание чарами и химией оправдывает каждого. Но я хотела бы верить, что вы зачинали девочку, которая через двести пятнадцать лет наконец снимет проклятие и сохранит жизнь множеству людей.
