— А, Леха, это заметки по оперработе. Хорошо, что мне принес, — немного лениво поблагодарил я Зельца. Но вот пальцы, пока я засовывал убойную тетрадку в свой рюкзак, у меня подрагивали. — Где нашел-то? — повторил я свой вопрос.
— В классе, на подоконнике. Александр Сергеевич, похоже, в ней что-то писал, когда… — голос Дымова дрогнул, — немцы напали.
Мысли, появившиеся у меня в голове, были сплошь непечатные, поскольку представить себе последствия нахождения такой бумаги сотрудниками немецкой полиции я мог лишь отчасти, но при этом масштаб этих самых последствий виделся где-то между взрывом вулкана Кракатау и падением астероида, прикончившего динозавров. Логика действий Сергеича иногда меня вырубала напрочь. Особенно когда на следующей странице я обнаружил довольно подробный отчет о том, как немцы ликвидировали партизанское движение на Смоленщине в сорок втором. Не на всей, конечно, а конкретно в районе Дорогобужа. Причем приведены имена как с той, так и с другой стороны. Немцам такая «телега» в самый раз будет, ну узнают про господина Бишлера[109]пораньше и «Команду охотников Востока» сколотят не в июне, а, скажем, в апреле или мае, а вот нашим ее даже переслать нельзя, поскольку что делать с пока еще товарищами Доберко и Шараповым, в настоящий момент исправно тянущими службу в советских частях? Причем первый, если судить по Сашиным заметкам, нашим большую пользу дважды принесет: как командир батальона регулярной Красной Армии, и после, как начальник разведывательного отдела партизанской дивизии «Дедушка». Да и второй — не хрен с горы, а до попадания в немецкий плен занимал совсем нескромную должность начальника Особого отдела во 2-м кавкорпусе Белова. Вот их как, заранее заложить или подождать? Помню, по схожему поводу мы даже как-то заспорили с Казачиной чуть ли не до мордобоя, Ванька чуть до истерики не дошел, требуя, чтобы мы сообщили в Москву о будущем предательстве Власова. И никакие доводы, что сейчас генерал-лейтенант воюет себе спокойненько под Киевом и никуда перебегать даже не планирует, нашего взрывного товарища убедить не могли…
Еще раз поблагодарив Алешу за бдительность, я принялся прикидывать, что делать с внезапно свалившимся «счастьем», и не заметил, как провалился в сон. Последней связной мыслью было обещание самому себе непременно свалить эту головную боль на командира…
Деревня Аболонье Духовщинского района Смоленской области, РСФСР, 27 августа 1941 года. 13:30.
Последние трое суток были для Клауса фон Шойбнера, пожалуй, самыми трудными за все время армейской службы. Ко всем обычным и, можно даже сказать, привычным трудностям и проблемам добавилась всего лишь одна, но любой военный, хоть раз переживший ее, скажет, что она может перевесить все остальные.
«Отступление!» — это слово как будто было огненными буквами написано на небе, и сполохи от пламенеющей призрачной надписи искажали картину окружающего мира до неузнаваемости.
Куда подевался привычный армейский порядок, помноженный на немецкую аккуратность и педантичность? Только за первые двенадцать часов русского наступления их колонна получила семь взаимоисключающих приказов! Вначале, буквально через полчаса после окончания русской артподготовки, незнакомый гауптман попробовал погнать ездовых в окопы, для затыкания разрыва в обороне, но спустя пятнадцать минут уже майор направил их к корпусному артскладу для организации спешного подвоза боеприпасов на передовую. Потом, когда они, с трудом сдерживая беснующихся от близких разрывов лошадей, прибыли к заваленному еще тлеющими углями пустырю, совсем недавно бывшему теми самыми складами, их перехватил летчик с двумя «птичками» обер-лейтенанта на алых петлицах, и приказал помочь передислоцировать батарею «флаков», где после русского артналета остались четыре рабочие пушки, но ни одного тягача. Этот приказ был также отменен, поскольку стоило прицепить упряжь к зениткам, как прибыл вестовой из штаба корпуса с сообщением о запрете передислокации, поскольку орудия зенитной батареи уже включили в план обороны Духовщины. Все закончилось тем, что оставшиеся в строю семь повозок и двенадцать человек личного состава оказались в распоряжении госпиталя и под руководством ассистентартца[110]с плотно забинтованной головой отошли на пятнадцать километров к западу, вывозя тяжело раненных офицеров.