— Ясно. — Злобин сделал быстрые пометки на листке бумаги. — А теперь вкратце расскажите о других видах пси-оружия. Пригодится для общего развития. Когда еще жизнь сведет с таким специалистом.
Он намеренно переключил внимание Мещерякова от Важнейшей информации. Профессор клюнул на удочку и польщено улыбнулся.
— Третий уровень — излучатели психосферного воздействия. По сути, это приборы первого уровня, но большей мощности. Ими облучают большие массы людей, создавая ощущение тревоги и повышая уровень внушаемости. Собственно, воздействие осуществляют проповедники, телеведущие и прочие вожаки толпы. Четвертый уровень — оружие глобального, планетарного масштаба. Русский ученый Вернадский выдвинул теорию ноосферы.
Некой энергетической субстанции как продукта мозговой активности человечества, окружающей Землю подобно ионосфере. Оружие четвертого уровня, будь оно создано, способно было бы избирательно поражать отдельные зоны ноосферы, созданные конкретными этносами, нациями или религиями. Представляете? Нажал кнопку — и стер у китайцев память о том, что они китайцы. Или все мусульмане разом забыли про пророка. Иваны непомнящие, големы, биороботы с девственно чистым сознанием! Миллионноголовая биомасса, из которой можно лепить все что вам угодно. — Глаза профессора вспыхнули нездоровым азартом.
— Фашизм какой-то! — пробормотал Злобин.
— Технофашизм как единственно возможный путь развития техногенной цивилизации. Коммунизм нам построить не дали, значит, после краха капитализма наступит фашизм как единственно возможный способ разрешения противоречий двадцатого века. Согласитесь, это же так разумно — иметь расу генетически здоровых господ и биомассу для создания биороботов. И никаких экологических, социальных и прочих проблем. И никаких прав человека, потому что биоробот не осознает себя человеком. — Мещеряков явно забавлялся, наблюдая за реакцией Злобина. — Думаете, что я моральный урод? Возможно… Но кто тогда светоч русской интеллигенции Сахаров? Сначала создал водородную бомбу для уничтожения всего человечества, а потом вдруг озаботился проблемами прав человека в отдельно взятой стране. Я хоть логичен и последователен в своих взглядах.
Злобин всю сознательную жизнь провел в общении с малоприятными типами. Порой их доставляли в кабинет с еще перемазанными кровью руками. Он научился терпеливо слушать любого. Ждать, когда в словесной скорлупе появится трещинка, и бить в нее, чтобы добраться до гнилой сердцевины. Он чутко уловил болезненные интонации в голосе Мещерякова, словно тот сейчас продолжал проигранный некогда спор.
— А в поступках? — пошел в атаку Злобин. — В поступках вы также логичны? Создаете пси-оружие, а потом бежите в провинциальную прокуратуру давать показания. Вы не похожи на тех полудурков, что стоят с плакатами у Генпрокуратуры и требуют прекратить испытания пси-оружия. И на борца за справедливость мало похожи.
— Простим убогим их неведение. Они даже не знают, чего требуют. — Мещеряков презрительно фыркнул. — Стоят у органа государственной власти и требуют защиты от власти. Вы заметили, что мы все время говорим об оружии? Я-то знаю, да и вы наверняка читали, что пси-энергией, всяческой йогой и биоэнергетикой можно лечить. Но власть — это насилие. А насилие нуждается в совершенном оружии. Как вы думаете, что в первую очередь будет финансировать любая власть: здравоохранение подданных или вооружение своих опричников? Можете не отвечать.
Злобин про себя отметил, что Мещеряков ловко вильнул в сторону, уводя разговор в нужное ему русло,
«Так, хватит с меня зауми, пора спускаться с небес на землю», — решил он.
— Владлен Кузьмич, что вы делали вчера, после того как покинули место происшествия?
— Пошел в гостиницу. — Мещеряков недоуменно уставился на Злобина. — А что?
— Во сколько вы там были?
— Около одиннадцати. Точнее узнайте у дежурной по этажу.
— И чем занимались сегодня с утра до часа дня?
— Проснулся в девять, позавтракал. До двенадцати тридцати работал в архиве.
— Кто может подтвердить? — Злобин приготовился записывать.
— Профессор Ованесов. И работница архива Астахова. Имени-отчества, простите, не запомнил. — Мещеряков надменно вскинул подбородок. — Не понял, я уже превратился в подозреваемого?
Злобин выждал, пока Мещеряков сам не осознает всю серьезность своих слов.
— И такое бывает. Причем довольно часто.
Мещеряков замкнулся, насупился и демонстративно уставился в окно.
«Так-то лучше», — подумал Злобин.
— Вот бумага. — Злобин положил на стол несколько листов. — Докторской диссертации мне не надо. Просто коротко изложите то, что вы мне сейчас рассказали.
Он вышел из кабинета, прошел по коридору и постучал в дверь начальника убойного отдела.
— Заходи! — раздался голос Жарикова.
Начальник обедал. Злобин отвел взгляд от бутербродов на столе. Только сейчас почувствовал, насколько голоден.
Жариков уплетал овощную смесь прямо из банки, запивая бульоном из кружки.
— Видал, Андрей Ильич? С такой работой скоро начну бульонные кубики на ходу всухомятку жрать. Присоединяйся. Хлебни любимый напиток оперов. — Он приподнял кружку.
— Водку, что ли? — поморщился Злобин.
— Водка — это лекарство. А «Галлина Бланка буль-буль» — услада для желудка. — Жариков причмокнул сальными губами. — Как свидетель?
— Спасибо, удружил. — Злобин присел на угол стола. Не удержался, взял бутерброд. — Ты говорил, у тебя опер в гостинице «Калининград» работает?
— Понял, не дурак, можешь не продолжать. — Жариков набил рот хлебом, запил бульоном. — Уф! Парню я уже отзвонил, дал задание заодно собрать информацию на Мещерякова. С потерпевшим Николаевым они на разных этажах жили, но за неделю не могли не пересечься.
Злобин не стал поправлять. Погибший у кафе в отделении до сих пор проходил по паспортным данным как Николаев. О генерал-майоре ГРУ Гусеве опера пока не знали.
— И в архив Фонда культуры пошли кого-нибудь. Затем к профессору Ованесову. Пусть подтвердит алиби Мещерякова на сегодня до первой половины дня.
— Ильич, без ножа режешь! — взмолился Жариков. Злобин вспомнил, что всего час назад своими руками перебирал содержимое бака в поисках мозга Гусева, и отложил бутерброд. Подошел к окну, глотнул свежий воздух. Ком, подкативший к горлу, медленно опустился в желудок.
— Да, чуть не забыл. — Жариков вытер пальцы клочком бумаги. — Где она у меня?.. Ага! — Он вытащил из-под стопки папок лист, показал Злобину. — Пока ты умные беседы вел, я пробил Мещерякова по всем учетам. Мужик он крутой, в высоких сферах крутится. Заведовал лабораторией психологической коррекции при газовом концерне. Год назад уволился. В девяносто шестом проходил сразу по двум уголовным делам. По подозрению в изготовлении наркотиков сутки провел в Лефортове.
