Однажды утром меня разбудил сильнейший приступ тошноты. Я едва успела добежать до таза, стоявшего перед умывальником, и извергнуть содержимое своего желудка. Тошнота не проходила. Возможно, к моему нездоровью примешалась морская болезнь, решила я. Однако выглянув в окно, я убедилась, что небо сегодня ясное и на море царит почти полный штиль. Вернувшись в постель, я с грустью подумала о том, что организм мой отказался принять кровь моего возлюбленного и она стала для меня отравой, такой же, как кровь доноров для Люси и Вивьен. Вероятно, граф на расстоянии услышал мои печальные мысли и поспешил меня утешить.
— Я не раз говорил тебе, кровь бессмертных может вызвать у людей токсическую реакцию, — заявил он, входя в каюту. — В том, что с тобой происходит, нет ничего удивительного.
«Ничего непоправимого не случится», — беззвучно добавил он.
Однако слова эти прозвучали в моем сознании не столько как утверждение, сколько как просьба, обращенная к богам. Неуверенность графа усугубила мои страхи. Неужели я умираю, пронеслось у меня в голове.
Испуг мой не укрылся от внимания графа.
— С этой минуты я всегда буду рядом. Я не потревожу твой сон, но буду ночи напролет проводить у твоей постели.
Я благодарно кивнула. Слабость, овладевшая мной, была так велика, что я боялась остаться одна даже на недолгое время. Но, вспомнив о способности графа проникать в мои мысли, я невольно вздрогнула. У меня не было от него тайн, и все же я предпочла, чтобы мое сознание принадлежало лишь мне одной.
Разумеется, стоило мне об этом подумать, граф понял, что меня смущает.
— Со временем ты разовьешь в себе способность скрывать от меня свои помыслы, — с улыбкой пообещал он. — В конце концов, скрывать правду от любовника — неотъемлемая прерогатива женщины.
— Я ничего не хочу от тебя скрывать, — возразила я.
Всю свою жизнь я притворялась и изворачивалась, скрывая от окружающих свои пугающие способности и изображая из себя заурядную молодую особу. Зачем же мне хитрить с тем, кому известна моя истинная природа?
— Рад это слышать, — вновь улыбнулся граф. — А теперь позволь мне тебя осмотреть.
Я опустилась на кровать, и он посчитал мой пульс, послушал сердцебиение, пощупал лоб, проверяя, нет ли у меня жара, и, заставив меня высунуть язык, долго его разглядывал. Затем граф положил обе руки мне на грудь и заставил меня несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Опустив руки ниже, на мой живот, он закрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь. Я с интересом вглядывалась в его сосредоточенное лицо. Вне всякого сомнения, он обладал немалыми сведениями по части медицинской науки, хотя я ничего не знала о том, когда и при каких обстоятельствах он сумел их получить. Я уже собиралась спросить, где он изучал медицину и была ли у него врачебная практика, но тревожная тень, набежавшая на лицо графа, заставила меня прикусить язык. Трясущимися руками он все сильнее сжимал мой живот. Во взгляде, только что отрешенном, как у всех докторов, вспыхнуло отчаяние. Он не произносил ни слова, но я чувствовала, что внутри у него бушует буря. Даже воздух в каюте стал тяжелым и душным, как будто перед грозой.
— Проклятье, — прошипел граф и прикусил губу, словно пытаясь сдержать рвущуюся наружу ярость.
— В чем дело? — дрожащим голосом пролепетала я. Сердце мое упало. Я уже не сомневалась в том, что граф обнаружил у меня смертельную болезнь. Он старался не смотреть мне в глаза, но по-прежнему не убирал рук с моего живота. Страшные предположения проносились в моем мозгу, подобно кометам. Похоже, события приняли наихудший оборот, и, отведав крови своего возлюбленного, я обрекла себя на медленное и мучительное угасание. Напрасно мы уповали на то, что кровь его вернет мне бессмертие; явившись в мир на этот раз, я обладаю обычной человеческой природой, и рискованный опыт оказался для меня смертельным. Судя по отчаянному выражению, исказившему лицо графа, он горько укорял себя за произошедшее.
Как все-таки странно, что неземное блаженство, которое я испытала, насыщаясь кровью своего возлюбленного, обернулось смертельным недугом, подумала я. Встретив графа, я так долго не могла понять, что он мне готовит, спасение или погибель. Теперь ответ предстал передо мной с пугающей ясностью.
Граф открыл глаза и устремил на меня взгляд, который, против всех моих ожиданий, был исполнен жгучего презрения, а отнюдь не печали и раскаяния.
— Проклятье всем богам и проклятье тебе, — процедил он сквозь зубы. Несколько мгновений он не двигался, словно с трудом удерживаясь от желания наброситься на меня с кулаками, затем резко повернулся и опрометью вылетел из каюты.
Я поднялась с кровати и, переждав приступ головокружения, оделась и сунула ноги в туфли. Несмотря на слабость, я решила во что бы то ни стало разыскать графа. Мне казалось, что причина гнева, который он обрушил на мою голову, кроется в невыносимом чувстве вины. Я хотела утешить его, напомнить, что сама приняла роковое решение. Граф не пытался держать меня в неведении, напротив, открыл мне все темные обстоятельства моего прошлого, не утаив даже, что является убийцей моего отца. Тем не менее я уступила обуревавшему меня страстному желанию отведать его крови. Я сама избрала свою судьбу, и, какая бы участь меня ни ожидала, мне некого винить, кроме себя.
Непредсказуемый ветер изменил направление, и море, столь безмятежное с утра, снова разволновалось. Когда я шла по палубе, меня шатало из стороны в сторону, так что я то и дело хваталась за перила. Решив прибегнуть к помощи внутреннего зрения, я закрыла глаза и попыталась определить, где находится граф. Душевное смятение, несравненно более сильное, чем стихийное буйство волн, захлестнуло меня, и я поняла, что источник этого смятения — мой возлюбленный. Позволив интуиции направлять мой путь, я поднялась по лестнице, ведущей на крытую прогулочную палубу, и, выглянув в окно, увидела его. Он стоял под дождем и смотрел на штормящее море. Пароход отчаянно качало, но он стоял неколебимо, как каменное изваяние.
Позабыв о собственном нездоровье, я выскочила под проливной дождь и устремилась к нему. Он ощутил мое приближение и обернулся. По щекам его стекали дождевые струи, но они не помешали мне разглядеть застывшую на его лице гримасу жгучего страдания. Судно, качнувшись под натиском очередной волны, заставило меня потерять равновесие и упасть к нему на руки. Я припала к его груди, замирая при мысли, что могу навсегда утратить его любовь.
— Мы знали, что идем на риск, — крикнула я, борясь с шумом волн. — Поверь мне, я не буду жалеть, если умру этой ночью. Дни нашей любви стоят целой жизни.
Он схватил меня за плечи и отстранил от себя. Грубая его хватка не имела ничего общего с прежними объятиями, а взгляд полыхал неприкрытой яростью. Уж не собирается ли он бросить меня за борт, с ужасом подумала я. Быть может, я, сама того не желая, разочаровала его так глубоко, что он более не в силах выносить мое присутствие.
— Уходи отсюда, иначе повредишь себе, — бросил он.
Я с облегчением поняла, что убивать меня он не собирается. Тем не менее каждой клеточкой своего тела я ощущала, что стала причиной его гнева.
