в летний день.
Когда аудиенция закончилась, Нессельроде поведал залу, что император принял извинения и признал дело «не бывшим». Вокруг послышалось: «Слава богу! Слава богу!»
Персы явно были удивлены. Возможно, они полагали, что их тут же в зале начнут резать ножами. На их лицах появилось презрение. В этот момент за окном раздался залп 12 пушек, и министр иностранных дел заявил, что в минувшую войну русские войска отбили у отряда Аббас-Мирзы 12 старых русских орудий, которые были подарены Надир-шаху еще императрицей Анной Иоанновной. Вместо них, приняв извинительные дары шахиншаха, русский царь шлет ему 12 мортир последнего образца.
Это был и намек, и приглашение к военному сотрудничеству не с англичанами, а с Россией. Графиня Фикельмон видела, как вытянулись лица у британских дипломатов.
– Царь не поверил ни единому слову, – прошептал ей на ухо муж. – Но считает персов не столько виновниками, сколько ведомой стороной. Все его жесты для англичан.
Александр Христофорович, который все это время стоял в толпе, но очень близко к трону, внимательно рассматривал принца. «И этот хлыщ пытался увезти Катю!» Ни тонкие черты лица юноши, ни одухотворенный взгляд, ни поэтичность и мягкость речи не произвели на него впечатления. Он едва сдерживался. Если государь решил пощадить это дитя, то ему, шефу жандармов, и подавно надо смириться. Как бы не так!
Он предоставил всю требующуюся информацию. Он честно поставил в известность об интриге англичан, желавших этому сказочному шахзаде смерти, а России – войны. Но он очень даже понимал москвичей, готовых руками разорвать кизилбашей. Ему и одного кизилбаша хватит. Никогда не отличался ни сдержанностью, ни флегмой. Жаль, прямо сейчас нельзя пойти и хрястнуть принца рожей о паркет.
Подождем.
Ждать пришлось недолго. После аудиенции следовал торжественный обед. Принц, сидевший рядом с императорской семьей во главе стола, услышал нарочно принесенное в этот момент известие о продвижении русской армии к Адрианополю и испытал быстрое возбуждение. Кажется, он был доволен поражением султана. Так ли уж персы хотели совместно с турками напасть на Россию?
– Военные неудачи – единственное, чем можно подействовать на гордеца Махмуда и заставить его хоть немного задуматься над своим истинным положением. – Удивительно было слышать такие мудрые и умеренные речи от 19-летнего юноши. – Туркам нравится погружаться в иллюзии, будто они сильнее и могущественнее европейцев. В подобном заблуждении находились и персы, но мы были за это наказаны.
Все закивали, готовые соглашаться. Но сидевший несколько с угла, настолько близко к августейшей семье, чтобы принимать участие в общем разговоре, Бенкендорф вдруг спросил:
– А при чем тут европейцы? – Обычно он молчал. Его умению терпеть позавидовал бы труп. Из вежливости или политических соображений он проглатывал куда более неприятные вещи. Чтобы намеренно обратить внимание на такую мелкую бестактность, он должен был действовать намеренно.
Император поднял брови. Но Александр Христофорович умело изображал глуховатого дуралея.
– Турки воевали с нами. Персы тоже. И те, и другие наказаны нашим оружием. Это я понял. Но при чем тут Европа?
Принц смутился. А задача была именно смутить. Император сделал страшное лицо. Но Бенкендорф точно и не заметил.
– Я готов согласиться, что для жителей окраинных стран и мы, грешные, европейцы. Но согласятся ли с таким мнением послы держав?
Почти все дипломаты, сидевшие за столами, надулись.
– Между тем наш пример показывает, что и Восток можно сделать сильным, могущественным, просвещенным.
До императора дошел смысл речей друга, и его лицо прояснилось.
– Пока персы или турки будут полностью зависеть от европейских кабинетов, ими станут беспрестанно жертвовать в играх с нами, – согласился он. – Вы остались в живых. Мы принимаем вас, как друга, – упрекнул Никс гостя. – А вы по привычке все еще хотите сделать приятное не хозяевам, а европейским дипломатам. Скажите прямо: мы, персы, страдаем от заносчивости турок, имеем с ними трения по границе и рады их поражению.
Подобная недипломатичность шокировала. Но графиня Фикельмон сразу ощутила ее наигранность: принца проверяли, ставя в заведомо неловкие ситуации. Какова цель подобных маневров?
– Они устанавливают иерархию, – решил помочь ей муж. – Все, что сейчас сказано принцу, на самом деле адресовано не ему, а послам держав для передачи своим дворам.
После трапезы избранное общество, включая и Хозрев-Мирзу, удалилось во внутренние покои императрицы, где люди постарше сели на диваны и повели неспешную беседу, а молодые и непоседливые увлеклись салонными играми. Кошки-мышки, горелки, прыжки через сетку, колечко. Любо-дорого было посмотреть, как бородатые красавцы бегали по залу и хлопали в ладоши. Оказалось, «ручеек» сближает без переводчика.
«А она умна», – подумала посланница, глядя на заливавшуюся смехом Александру Федоровну, которая подкидывала надувной мяч, норовя вышибить кого-нибудь из персидских вельмож и заставить того водить – швыряться мячиком в дам и кавалеров. В своих якобы врагов? Да полно, какие они после этого противники? Такого при австрийском дворе не потерпели бы. Возможно, зря.
Принц на несколько минут вышел из зала в буфетную – соседнюю комнату, где по столам стояли графины с лимонадами и десятком сортов кваса. «Пора», – решил Александр Христофорович. Он незаметно покинул игру в мяч и выскользнул вслед за шахзаде. Тот по привычке к общему вниманию решил, будто генерал хочет ему помочь. Каково же было удивление Хозрев-Мирзы, когда ближайший спутник царя притиснул его к стене и что-то прорычал. Переводчика рядом не было. Но слова «мадемуазель Бибикова» и выразительный тычок под ребра трудно не понять.
– Я отчим девушки, которую вы пытались увезти, – между тем сообщил генерал по-французски. – Если увижу вас еще раз возле нее, в обратный путь посольство поедет в трауре.
Еще один прощальный тычок. Протестующее верещание принца. Бенкендорф не ожидал, что шахзаде решит оправдываться, махать руками, требовать к себе уважения. Хорошо без перевода. Щенок просто захлебывался гордостью. А сам попрекал турок!
Шурка повел плечом, откинув героя-любовника обратно к стене, и скроил такую зверскую мину, что любой жених бы понял: от ворот поворот. «Гарбуз» получен, причем соленый[103]. Пусть скажет спасибо, что не угостили оглоблей!
Бенкендорф знал, что перегнул палку. Но не мог просто так оставить случившегося. Ему было любопытно, пожалуется шахзаде или нет? Тот не посмел. Вернулся в зал и как ни в чем не бывало присоединился к игре. Вот и славно.
* * *
А вот Катя не унялась. На прощание перед Фалем она выкинула еще один «куншт». Чего родители уж совсем не ожидали. Накануне отъезда в Лифляндию из газет стало известно, что на Марсовом поле намерены запустить воздушный шар. Картина ими еще невиданная.
– С вас пожарных не хватило? – осведомилась мать, когда девчонки всей толпой прибежали к ней проситься посмотреть.
– Это же Петербург! Что тут может случиться? – уговаривала Аня.
– Ну, тетя! Ну, пожалуйста!
Разве она могла отказать Мари, которая недавно побывала на грани смерти?
– Я за ними пригляжу.
Ну, положим, Оленке мать очень доверяла.
– Я буду тише воды, ниже травы, – выдавила из себя Катя. – Все едут. Нас одних не будет.
Этот аргумент оказался решающим. Жизнь в свете – большое искусство. Лизавета Андревна хорошо усваивала уроки: если кого-то нет там, где собрались лучшие семейства, начинают гадать: почему? Искать тайные причины? Докапываться до истины, даже если ничего не знают. Рыть землю на пустом месте. А у них
