Гадания на кофейной гуще, кто бы это мог быть, оборвали потеряйцы. Они радостно заверещали, бросившись разбирать на части одежду убитых. Завизжала обожжённая кислотой, её, ещё живую, потащили в лес за ноги, и она едва находила силы безрезультатно цепляться за траву и камни.
А потом мир смолк. И только тогда я понял, что наши злоключения кончились. Не имея сил стоять дальше, упал на колени. Рядом с полнейшим опустошением на лице опустилась Катарина.
— Всё, — произнёс я и протянул руку, коснувшись пальцами её щеки. — Мы победили. Мы живы.
Эпилог
— Джек пропал, — произнёс Андрей, глядя на работающих солдаток.
— Не удивлён, — со вздохом ответил я.
Это дикое, наполненное потусторонними силами, сражение закончилось ещё в обед, но до самого вечера приводили в порядок форталезу, растаскивая телеги, чиня, что можно починить, собирали вещи. А ещё пришлось успокаивать испуганный скот и перевязать раненых. Их до сих пор перематывала белыми тряпками лекарша. Раненые стонали, одна была без сознания — та, которую сильно ударило молнией. Она все два раза приходила в чувство, но прогноз был положительный, достав из заначки какие-то лечебные артефакты, целительница примотала их тряпками к самым сильным ранам, а потом оттёрла окровавленные ладони о пучки сухой травы и выдала вердикт: «Будут жить».
В помощь ей были выделены три солдатки, а также Марта. Я испытал смешанные чувства (восторга, любопытства и отвращения), когда сельская ведьма использовала магию, дабы вынуть из ран пули. Те лезли на свет, выталкивая из живого мяса алую, смешанную с чёрными сгустками кровь и лоскуты одежд. При этом операция выполнялась без наркоза, под истошные вопли оперируемых. Половина из них провалилась в беспамятство.
Сейчас раненые лежали рядочком под навесом, их отпаивали разбавленной уксусом водой. Местные верили, что это помогает от жара. Впрочем, компресс, положенный на голову, действительно спасал.
Ещё несколько солдаток стаскивали в кучу тела убитых нобиек — их предводительница даже не соизволила забрать для погребения, и эту неприятную процедуру придётся выполнять нам. Катарина предложила собрать их амулеты и возложить на алтарь в храме всех божеств, дабы мёртвые не тревожили живых. Как говорила храмовница при нашем самом первом приключении: «Павших надо простить, даже если они недруги. Они пали, и тем искупили свою вину».
— Вот, Герда нашла, — продолжил лейтенант и протянул мне небольшую вещицу. Она походила на обычную глиняную свистульку. Вещица слегка оплавилась от чудовищного жара, к ней прилип спёкшиеся меж собой до состояния вулканического стекла песчинки. Если это было раньше каким-то артефактом, то сейчас в нём нет ни капли магии. Совсем как в том наконечнике стрелы, через который мы пропустили электрический ток.
Я снова вздохнул и кивнул. Рядом со мной были Клэр, Ребекка, Катарина, Урсула с дочкой, несколько солдаток и Герда. Мы стояли по кругу глубокой могилы, предназначенной для той, что в панике забежала в воду, и её обглодали озёрные клыки. Так назвала свои чары Акварель, которая сейчас сидела на большом камне на том берегу запруды, окружённая своими многочисленные мужья. Богиня поочерёдно протягивала к ним свои руки, касаясь лиц. Водный тролль торчал посередине запруды, где вода доходила ему по пояс, и с утробным стоном пытался приложить к плечу кость. Естественно, ничто не получалось, но этому дауну мозгов не хватало, чтоб осознать свою ошибку.
Что до раненой дезертирши, то она покоилась на большой охапке ветвей, как на помосте. Доспех с неё сняли, оставив в одном исподнем, а потом укрыли, словно одеялом, толстой пеньковой тканью, пропитавшейся кровью. В ногах лежала чёрная лента, символизирующая загробный мир. Волосы сплетены в четыре косы и украшены разноцветными лентами. Сходство с древнеримским или древнегреческим ритуалом придавали две маленькие серебряные монетки, положенные на глаза.
В сложенных на животе руках девушки был меч, обращённый остриём к босым ногам. Его рукоять была привязана алыми шнурами к рукам, отчего складывалось впечатление, что солдатка стискивала его в смертной хватке. Как отголосок древних обычаев с ней в могилу опустят кувшин с вином, хлеб на блюде, глиняную чеплашку с мёдом, ложку, кружку, нож, наконечники стрел и копья и кучу амулетов. Раньше ритуал позволял немного схитрить. Когда в седой древности сталь была слишком дорогой, а лишить оружия семью или компаньонок павшей было непростительно роскошью, позволялось заменить её поделками, отлитыми из недорогого свинца, а меч выстрогать из дуба или лиственницы, украсив последние два дюйма режущей кромки литой оловянной вставкой. Со временем это стало традицией, и вместо настоящего меча клали в могилу короткий клинок, похожий на римский гладиус.
Я машинально пробежался взглядом по экипировке женщин. Почти у всех, кроме целительницы, свисал с пояса такой клинок — ультима эсперанза, то есть последняя надежда. Он свисал с правой стороны — это тоже придавало сходство с римскими легионерами, но по другой причине — если легионеру нужно было выхватить короткий меч, держа щит, то здесь небоевое оружие не должно было мешаться в бою, оттого и отведено назад, хлопая при ходьбе по правому бедру.
— Она безмужняя была, — вдруг произнесла одна из солдаток.
— Жаль, — ответила другая.
Снова повисла тишина, которую почти минуту спустя нарушила Ребекка.
— Господин Юрий, не окажите ли павшей честь стать посмертным мужем?
Я вскинул брови от удивления и поглядел на женщин. Они все ждали моего ответа, и даже Катарина тихо кивнула, соглашаясь с остальными.
— Но я не знаю, как, — тихо произнёс в ответ.
— Это обычай Доггерланда, откуда она родом, и не удивительно, что вы не знали. Но на ней будет большой позор, если, взяв в руки настоящий, взрослый, меч умрёт безмужней. Вам надобно будет лишь вслух наречь её своей женой, а затем приподнести в дар что-либо. Так вы сразу станете непорочным вдовцом, а ваша совесть чиста.
— А если бы я был женат? — тихо спросил я, пристально поглядев на Катарину, а не на рыцаршу.
— Но вы не женаты, — едва заметно улыбнувшись, ответила за храмовницу Ребекка.
Я кивнул. В голове помимо воли возникли тяжёлые мысли.
Нам не дано знать, чем обернутся наши поступки в будущем. Пытаясь успеть везде и сразу, взвалить на себя бремя старшего, плохо понимая, что это значит на самом деле, выполнить все задачи, и стремиться стать настоящим прогрессором, привнеся чужие обычаи в этот чуждый для меня мир, я не смог уберечь от гибели одну из тех, чья жизнь была под моей опекой. Погнался за чудовищем и втянул отряд в совершенно безнадёжный бой. Это ведь я виноват, и неудивительно, что именно мне предложили стать посмертным мужем. Но смерть её не будет напрасной. Я обещаю, что прежде, чем что-либо делать, обязательно семь раз отмерю и только потом отрежу, взвешав все риски.
Да, нам не дано знать будущее, но оказавшись на распутье, и не в силах решить, какой путь правильный, а какой нет, буду действовать по совести, ибо не боги — мерило наших поступков, а совесть. А там уже будет видно, приближу ли я чей-то конец или отстрочу…
