трем каменным ступеням, и отец наклоняется, поднимая некогда черный цветочный горшок, но со временем солнце окрасило его в уродливый серый цвет. Он достает ключ и отпирает входную дверь.
Дверь скрипит, и мы входим. В доме пахнет плесенью и затхлостью. Как будто он стоял заброшенным уже много лет. На самом деле это печально. Держу пари, когда-то он был просто великолепен.
— Последний шанс, Николас. Какого хрена мы здесь делаем? — требует Син.
Он встает передо мной, и мой взгляд опускается на его рубашку, я вижу очертания его засунутого за пояс джинсов пистолета.
У меня вспыхивают щеки, я вспоминаю, что Син делал со мной, когда был человеком в маске, которого я хотела преследовать до конца жизни. Теперь он мой муж. Забавно, что мечты сбываются так, как ты и представить себе не можешь. Жаль, что теперь мне хочется долбануть его по лицу.
— Я хочу кое-что посмотреть, — отвечает Николас и идет через дом.
Подойдя к какой-то двери в коридоре, он открывает ее, и перед нами оказывается лестница в подвал.
Отец идет первым, затем Син хватает меня за руку, подталкивая идти следом, а сам идет за мной, оставляя дверь наверху лестницы открытой для дополнительного света.
Делая последний шаг, я обхватываю себя руками и провожу ладонями вверх-вниз.
— Здесь холодно.
Син подходит ко мне сзади и обнимает, прислоняется подбородком к моей макушке, но я чувствую, насколько напряжено его тело. Он не доверяет моему отцу. Син не пытается согреть меня, он пытается защитить меня от неизвестности. Мой отец, очевидно, бывал здесь раньше, и не думаю, что нам стоит ему доверять. Кто знает, зачем он нас сюда привел.
— Ты что-нибудь узнаешь, Элли? — снова спрашивает отец, и я слышу, как Син раздраженно рычит.
Я хмурюсь, но оглядываю комнату. Ничего особенного. Старая выцветшая белая простыня накрывает что-то в центре комнаты. Кроме этого, здесь больше нет ничего, что могло бы быть важным.
— Нет.
Син убирает руки с моей груди, и я мгновенно скучаю по исходящему от него теплу. Он обходит меня.
— Николас…
— А что насчет тебя, Истон? Ты что-нибудь узнаешь? — прерывает его мой отец.
Син наклоняет голову, и его темные брови опускаются вниз от странного вопроса.
— Почему? А должен?
Вместо ответа отец подходит к белой простыне и сдергивает ее, открывая старый выцветший матрас. Он весь в пятнах. Полагаю, это пот и кровь. Некоторые кажутся темно-коричневыми, как газировка, но думаю, что это тоже может быть кровь. Не уверена.
— Не понимаю, — говорю я и смотрю на Сина.
Он напряженно смотрит прямо перед собой, его челюсть сжата, а руки сцеплены в кулаки.
— Син? — спрашиваю я, но он даже не моргает.
Подойдя ближе, я кладу руку ему на плечо, и он шарахается от меня.
— Син, что случилось? — спрашиваю я, глядя в его широко раскрытые глаза.
Я не понимаю.
— Что я упускаю? — спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно.
Син хватает меня за руку и тянет за собой, одновременно вытащив пистолет и направив его на моего отца.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
СИН
— Как, блядь, ты догадался привести нас сюда? — требую я, направив ему в голову тот же пистолет, из которого я убил Джеймса и трахнул его дочь.
— Син? — Элли хватает меня сзади за рубашку. — Что происходит?
Мы оба ее игнорируем. Николас засовывает руки в передние карманы, не заботясь о том, что я вот-вот выстрелю ему между глаз. Думаю, когда ты девять лет мертв для всего мира, смерть не имеет значения.
— Раньше я приходил сюда. Вообще-то, часто, — отвечает он, оглядываясь по сторонам. — Мне неприятно это признавать, но я приводил сюда женщин. Не именно сюда, а в этот дом.
— Ты изменял маме? — спрашивает Элли, отпуская меня. Она обходит меня, но я снова толкаю ее себе за спину, по-прежнему целясь в Николаса из пистолета. — Как ты мог так поступить? Я думала, ты любишь ее?
Он смотрит на нее с сочувствием.
— Лорды следят за внешним обликом, Элли. Пока ты на людях, но за закрытыми дверями все по-другому.
Затем его глаза возвращаются к моим.
— Я сразу же узнал это место, когда увидел фотографию Эллингтон, которая выпала из твоего заднего кармана.
— Какая фотография? — требует она, но мы по-прежнему не обращаем на нее внимания.
— Ближе к делу, — требую я. — Это твое место, верно? После твоей смерти Джеймс нашел его и привел ее сюда.
Это единственное, что я могу придумать. У него были документы на это место, куда он приводил своих шлюх в их доме, и Джеймс использовал это место в своих интересах. Лора, вероятно, даже не подозревала о его существовании.
— О чем ты говоришь, Син? Я никогда здесь не была, — возражает она.
— Нет, была, — сообщает Николас Элли, и смотрит на нее. Я чувствую, как она прижимается к моей спине.
— Нет…
— Я видел фото, — продолжает он, кивая. — Я провел здесь достаточно времени, чтобы узнать, что я на нем видел.
Я чувствую, как ее руки скользят в оба моих задних кармана, и не успеваю остановить ее. Когда я разворачиваюсь, она уже держит фотографию и смотрит на нее. Я опускаю пистолет к бедру, а в комнате воцаряется тишина.
Элли поднимает взгляд и смотрит на меня сквозь темные ресницы. Они полны слез.
Я делаю шаг к ней.
— Элли.
Она отступает назад, шмыгая носом.
— Почему у тебя это?
Я провожу рукой по волосам, испустив долгий вздох.
— Мне нужно было выяснить, кто второй парень на фотографии, — честно отвечаю я.
— Я знаю, кто это, — говорит ее отец.
Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:
— Кто?
— Владелец этого дома, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
— Кто? — огрызаюсь я.
Мне нужно, чтобы он перешел к сути дела.
— Твой отец.
ЭЛЛИНГТОН
В холодной комнате снова воцаряется тишина, и я стараюсь не дать пролиться первой слезе. Как давно у Сина эта моя фотография? Сколько их еще? Где он ее достал?
Я помню, как Джеймс меня фотографировал. Он говорил мне, что я слишком красива, чтобы не запечатлеть этот момент. И что ему нужно что-то, на что можно будет посмотреть потом, когда он останется один. Я не могла запретить ему делать снимки. Джеймс ждал, когда я буду связана и не смогу сопротивляться. Большую часть времени я закрывала глаза от стыда за то, что мне нравилось то, что он со мной вытворял, но я никогда не задумывалась о том, куда делись эти фото.