зуда уже нет.
Скал молча жевал, не отрывая глаз от “иконы”. Боков почесал нос и вернулся за стол.
Володин приподнялся и зажег большую керосиновую лампу. Мягкий свет неожиданно преобразил черты ученого. Глубокие тени пролегли под его глазами, а морщины еще более резко проступили на лбу и щеках. Трепещущий огонек в секунду вновь превратил пожилого человека в ветхого старика.
Немного посидев в молчании, Володин вдруг обратился к майору:
— Если вам не трудно, — сказал он. — Вон там в углу стоит еще одна лампа. Зажгите ее и поставьте на подоконник.
— К чему это?
Мгновенно в глазах ученого промелькнул странный холодок. Боков уже во второй раз заметил, как не соответствует выражение глаз Володина всем его жестам, тону и поведению. Размышлять над этим следователю почему-то было лень.
— Старинный обычай, — устало выговорил ученый в ответ на вопрос Скала. — Здесь все с наступлением ночи зажигают две лампы. Одну для себя, другую для тех, кто, может быть, сейчас блуждает в темноте.
Немного повозившись, Скал зажег лампу и водрузил ее на подоконник.
* * *
Спецназовцы расположились с таким же комфортом, как и следователь с майором. Ни один домишко не мог вместить одновременно всех. Да и держаться всем вместе показалось глупым. За время утреннего похода по окрестностям, прозвучало немало нелестных слов как по адресу начальства, пославшего их во всеоружии в какое-то Богом забытое место, так и по адресу Бокова, неизвестно для чего вытребовавшего себе такой эскорт. Итог всем ругательствам подвел самый опытный из всех спецов.
— Спокойно, мужики, — бодро произнес он. — Рассматриваем это задание как внеочередной отпуск. Не Канары, конечно, но на безрыбье и Урал — Ялта.
После этих слов все утихомирились и разбрелись по хатам.
Успокоившему всех спецу, носившего кличку Нова, неизвестно кем и главное почему данную, досталась изба того самого любопытного деда, заговорившего с Боковым и Скалом от имени всех оставшихся жителей.
Заполучив себе нового слушателя, который весьма добродушно и охотно поддерживал болтовню старика из-за того, что у него самого был отец примерно того же возраста, местный житель, как это говорится: “оттянулся по полной”.
— И как нынче в армии? А вот ты скажи мне… Нет, ерунда, вот в мое время…
Дед сыпал настолько классическими фразами из стариковского арсенала, что Нова с трудом удерживался от улыбки. На первых порах ему еще приходилось время от времени вставлять пару тройку слов, но вскоре старика настолько захватил разговор, что Нова умолк и только иногда молча кивал.
— Ух, непогода-то как разыгралась, — сказал дед через несколько минут. — Ну да ничего. Сейчас мы согреемся и снутри и снаружи.
Претворяя свою идею в жизнь, старик для начала подбросил несколько дров в печь, жадно загудевшую от удовольствия, а затем легко приподнял крышку подпола.
“Хорош дед! Деревенская школа. Мой то еле-еле по лестнице ползает, а этот шустряк.”
— За горючим полез, отец? — добродушно поинтересовался Нова, усмехаясь уголком рта. — Так ты не журыся там, тащи все что есть.
— Щас, щас, — отозвался дед снизу, копаясь в набитой соломой корзине. — Горючего хватит, не боись.
Из соломы показалась солидная бутыль с чрезмерно узким горлышком, наполненная мутной жидкостью.
— И как же это власть не изжила самогоноварение, — лениво продолжал Нова. — Ведь ты там самогон ищешь, я прав?
— Точно, точно, — весело подтвердил старик. — Да только какая тут к чертям собачьим власть?
— И то верно… Слышь, батя, а как ты там видишь в такой темноте?
— Я здесь кажный вершок знаю, — пробормотал дед, появляясь наверху. Нова присвистнул, увидев внушительный сосуд.
— Начнем, — сказал старик, разливая самогон по деревянным кружкам, потемневшим от времени. — Ну ка, как пьет нынешняя молодежь? — дед рассмеялся и Нова с удивлением обнаружил, что у дедульки все зубы ровненькие и, пожалуй, побелее, чем у него.
“Вот что значит жизнь на природе.”
Нова ухмыльнулся и показал класс. Мутная жижа была проглочена одним духом.
— Молодец, приятель, — сказал дед. — Теперь моя очередь.
* * *
— Эта тварь нас здорово опередила, — отдуваясь сказал Макс, когда они остановились, чтобы немного передохнуть. — Судя по следам, он двигался, делая чертовски длинные прыжки, — добавил он, зажигая еще несколько спичек.
— Боже, как есть хочется, — тяжело дыша проговорила Илона. Слова вылетали наружу вместе с облаками пара. — У меня еще сегодня куска во рту не было.
— В такие минуты думать о еде. Уму непостижимо.
— А еще это барахтанье в снегу. Мы плетемся как улитки, проваливаясь на каждом шагу.
— Потому и устаем, как собаки и до сих пор еще не постучались в дверь, за которой светит этот гостеприимный огонек, где на столе стоит изысканный ужин и пахнет мягким, только что испеченным хлебом.
— Умолкни, — пропыхтела Илона. — Иначе я за себя не отвечаю.
— Раз невтерпеж, то пошли, — в темноте блеснули зубы Кретова. — Быстрее дойдем, быстрее поедим.
Только через десять минут им удалось наконец подойти к путеводному огню настолько близко, что стало ясно, что же им светило. Сильный снегопад, вот уже несколько минут засыпавший их белоснежными хлопьями, начнись он пораньше и не будь у Илоны таких зорких глаз, непременно скрыл бы эту маленькую светящуюся точку.
“Пришлось бы тогда ночевать в снегу. И нашли бы нас только археологи. Лет через сто.”
— Попросимся в гости? — отдуваясь проговорил Макс, отгоняя мрачные мысли. — Если…
Пронзительно свистнул ветер и унес окончание фразы.
— Не знаю как ты, — делая сильный вдох после каждого слова сказала Илона, — а я размышлять даже и не буду.
Она подошла к двери и сильно постучала. К тому времени, как ей открыли, Макс уже стоял рядом, но немного позади. Опустив руку в карман плаща, он нащупал рукоятку ножа с выкидным лезвием. Не Бог
