от кадет и вправо от социалистических партий. В дальнейшем газета мечтает о создании радикально-демократической партии, программа которой уже выработана. Будет очень широко поставлен национальный отдел. Хочется сделать газету бодрой, удобочитаемой и веселой»29
Однако вместо «Луча» после Февральской революции появилась «Новая жизнь». В выходных данных каждого периодического издания должны были быть указаны фамилия, имя и отчество ответственного редактора и издателя, адрес редакции и типографии.
Всякое периодическое издание (ежедневное – в трехдневный срок, а еженедельное или ежемесячное – в ближайшем номере) обязано было бесплатно, без каких бы то ни было изменений и примечаний размещать официальные опровержения Временного правительства и печатать их в том же отделе и тем же шрифтом. Наконец, всякий желающий учредить типографию обязан был предоставить местному комиссару Временного правительства заявление, в котором должны были быть указаны фамилия, имя и отчество учредителя, адрес открываемого учреждения, предполагаемое количество рабочих и т. д. В случае заведомо ложного указания заведения тиснения, издателя и ответственного редактора виновный подвергался денежному взысканию до 300 рублей или аресту до 3 месяцев.
Закрыть периодическое издание власть отныне могла только в судебном порядке, при этом – без применения силового воздействия, ибо в том же постановлении «О печати» прописывалось, что если периодическое издание продолжает выходить в свет без соблюдения требований, обозначенных выше, то издатель, ответственный редактор или типографщик подвергается денежному взысканию в размере не свыше 100 рублей за каждый вышедший номер, считая со дня обвинительного приговора. Таким образом, закон о печати, принятый в России после свержения монархии, был наиболее либеральным за всю историю.
Казалось, что цензуре и всякой борьбе с инакомыслием в России был положен конец. Однако практика быстро внесла свои коррективы. Уже в мае Общество деятелей периодической печати и литераторов в Москве созвало общее собрание писателей и журналистов по вопросу «о насилиях над прессой» (захват типографий, нарушение свободы печати и др.). Резолюция собрания призывала к их прекращению. После июльского кризиса Временное правительство предоставило военному министру право закрывать издания, призывающие к военному бунту и неповиновению на фронте.
В апреле – августе 1917 г. «Новая жизнь» вела полемику с буржуазными изданиями – прежде всего, с кадетской газетой «Речь» (о «пораженчестве» Горького и всей газеты, о том, что деньги, переданные на издание «Луча», Горький использовал для создания «Новой жизни» и т. д.). В конце августа «Новая жизнь» подверглась еще более жестоким нападкам со стороны буржуазной печати, обвинявшей ее в «большевизме», «пораженчестве», связи с немцами, которые якобы и спонсируют газету.
Все эти слухи, домыслы, инсинуации возымели действие: Временное правительство сочло, что «Новая жизнь», даже если она и не связана напрямую с немцами, оказывает разлагающее влияние на армию. К применению санкций к газете Временное правительство, которое почувствовало свою слабость и реальную для себя опасность, безусловно, подтолкнул также Корниловский мятеж. 27 августа Верховным главнокомандующим Русской армией генералом от инфантерии Л.Г. Корниловым была предпринята попытка установления в стране военной диктатуры. «Новая жизнь» опубликовала обращение к населению А.Ф. Керенского. В № 115 «Новая жизнь» с огромным удовлетворением сообщала, что «мятежная попытка ген[ерала] Корнилова и собравшейся вокруг него кучки авантюристов остается абсолютно обособленной от всей действующей армии и флота». Несмотря на то что «всякую опасность для революции от кадетско-корниловской авантюры» «Новая жизнь» считала «вполне устраненной», газета в конце августа обрушилась на Временное правительство с резкой критикой. Во-первых, новожизненцы полагали, что «преступный заговор буржуазии еще не до конца ликвидирован», ибо «его главнейшие деятели еще на свободе». Газета выражала недовольство тем, что целый ряд военачальников и государственных деятелей, который сначала поддержал Корнилова, а затем, осознав провал его выступления, спешно от предателя отрекся: «Перед нашими глазами уже прошел целый ряд случаев, когда Вр[еменное] Правительство вступало в переговоры с теми, кому оно должно было приказывать, и оставляло на должности тех, кто еще вчера его предавал. Два дня тому назад несколько главнокомандующих армиями прислали Временному] Правительству заявление, что они солидарны с генералом Корниловым; через 48 часов они изменили свое мнение, прислали изъявление покорности. И они остались на своих местах, обязанные защищать ту же самую родину, которую они вчера без всяких оговорок отдали на распятие предприимчивому авантюристу». «Новая жизнь» требовала справедливого, «мужественного и сурового суда революции над врагами ее». Во-вторых, в столь тревожный для революции час газета поддержала большевиков и потребовала освобождения тех, кто был осужден за мятеж 3–5 июля: «“Заговорщические полки”, “преступные” кронштадтцы и моряки Балтийского флота, рабочие Петербурга, которых обезоружило Вр[сменное] Правительство, в минуту опасности встали на защиту его, забывши обиды. И теперь братья сидящих в тюрьмах, имеют полное право требовать их освобождения».
В пятницу 1 сентября 1917 г. запланированный № 117 не вышел: издание «Новой жизни» было приостановлено на неделю. Есть основания предполагать, что Временное правительство собиралось в скором будущем и вовсе закрыть «Новую жизнь», но этим планам помешал Октябрьский переворот. Лишь в субботу 9 сентября «Новая жизнь» возобновила свое издание: «С сегодняшнего дня наша газета – опять “Новая жизнь”. Запас маленьких Наполеонов далеко не исчерпан, плачевный провал Корниловского заговора далеко не всеми учтен. В виду этого положение левой социалистической прессы остается почти столь же шатким. И да не удивится читатель, если через некоторое время наша газета, благодаря каким-либо новым причудам политического курса, будет опять вовлечена в невольный маскарад. Мы не можем утверждать, что этого впредь не случится. Мы можем только уверить, что под новыми масками, сколько бы их ни было, читатель всегда найдет все то же лицо». 25–26 октября 1917 г. в Петрограде В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Я.М. Свердлов и другие организовали вооруженное восстание. Непосредственное руководство им осуществлял Военно-революционный комитет (ВРК) Петроградского Совета. Временное правительство было свергнуто. 28–29 октября один из главных критиков и самых непримиримых идейных противников Горького и его «Новой жизни» З.Н. Гиппиус писала в дневнике: «Все газеты оставшиеся (3/4 запрещены), вплоть до “Новой жизни”, отмежевываются от большевиков, хотя и в разных степенях. “Новая жизнь”, конечно, менее других. Лезет, подмигивая, с блоком, и тут же “категорически осуждает”, словом, обычная подлость. Газеты все задушены. Красуется, помимо “Правды”, эта тля – “Новая жизнь” [Гиппиус, 2004, С. 597–598]. Несмотря на все «красование», как раз в ночь с субботы на воскресенье – с 28 на 29 октября – «Новая жизнь», по сути, впервые подверглась большевистской цензуре. Из редакционного сообщения, помещенного в № 166 (160), мы знаем, что поздно ночью часть наборщиков типографии «Новое время», где печаталась «Новая жизнь», стала чинить препятствия к опубликованию приказа Керенского, обращения генерала П.Н. Краснова к казакам и некоторых
