люблю по сей день и навсегда»40. Гордон Крэг отметил это предложение в своем экземпляре «Моей жизни», написав на полях: «Хорошо сказано, и это правда». Возможно, это отражало природу и его любви.
Зингер тоже не мог не беспокоиться об Айседоре. Из-за своего давнего уважения к ней и восхищения ее искусством он предложил Айседоре не только оплачивать ее текущие расходы, но и взять на себя ее содержание до тех пор, пока не будет готова ее новая программа. Его доброта и доказательство того, что он по-прежнему остается ее другом, сделали Айседору необыкновенно счастливой.
Серов отмечал:
«Жаль, что в своей книге «Нерассказанная история» Мэри Дести вдруг ударяется в какие-то фантастические выдумки, повествующие о том, что произошло в течение восьми дней после моего отъезда из Ниццы… Я упомяну лишь три из них, которые породили фразу Макдуголла в его книге: «Похоже, дела стали улучшаться». По словам Мэри Дести, она отправилась к Парису Зингеру… и Зингер пообещал оказать финансовую помощь Айседоре. За этой выдумкой следует другая — веселый завтрак с Робертом Уинтропом Чендлером, американским художником… на котором было объявлено о предстоящей свадьбе Айседоры и Чендлера. Наконец, чтобы достойно завершить неделю, Айседора пустилась в новое любовное приключение с молодым итальянцем, владельцем автомобиля «бугатти»41.
Несмотря на иронию Серова и небрежный стиль письма Мэри, два из этих событий действительно имели место. Третье, касающееся намерений Айседоры по поводу владельца «бугатти», остается невыясненным. Серов, по всей вероятности, выражает свое мнение об ошибках Мэри, основываясь на письме, полученном им от Айседоры, датированном 11 сентября, воскресеньем, в котором она писала:
«У нас нечего есть, и нет другого выхода, кроме как продать мебель, находящуюся здесь. Поэтому в связи с этими грустными обстоятельствами я не зову тебя сюда».
Но между этим письмом и утверждениями Мэри нет противоречий. В тот же день, когда было написано это письмо, Мэри отправилась к Зингеру и вернулась ни с чем. Скорее всего, на следующий день, в понедельник (в начале на с. 253 Мэри пишет «однажды»), Лоэнгрин пришел сам. Но потом она говорит (с. 257): «Он сказал, что не сможет прийти завтра, во вторник, но в среду будет в четыре часа». Поэтому получается, что Лоэнгрин приходил к Айседоре в понедельник. Так что между письмом Айседоры Серову и предложением Зингера о помощи в понедельник нет противоречия.
В любом случае Макдуголл достаточно хорошо знал Зингера, чтобы подтвердить описанное
Мэри его примирение с Айседорой. Письмо, датированное 12 октября 1927 года, которое Макду-голл послал Мэри Фэнтон Робертс, еще раз подтверждает рассказанный Мэри эпизод: «Ее смерть явилась страшным ударом для него [Париса]. Айседора была так растрогана их примирением, что решила вычеркнуть из своих мемуаров все неприятные, злые слова, относящиеся к Джоан [второй жене Зингера], а также вернуть Парису его любовные письма»42. Это письмо было написано до опубликования книги Мэри Дести «Нерассказанная история» и книги Ирмы Дункан и Макдуголла «Айседора Дункан в России» (обе опубликованы в 1929 году), так что они не могли повлиять на его содержание.
Второй случай, касающийся завтрака, на котором Чендлер и Айседора шутя объявили о своей помолвке прессе, тоже имеет подтверждение. Сообщение об этой помолвке существует в коллекции газет, хранящейся в Нью-Йоркской публичной библиотеке43. Более того, Бернардина Зольд Фриц, присутствовавшая на завтраке, вспоминает: «Боб [Чендлер] организовал провансальский завтрак в гавани прелестного старого городка Антиб… Нас там было человек двадцать. Имена некоторых я не запомнила, но кроме Айседоры и Дести там были Гленвэй [Уэсткотт], Монро [Уилер], Вару и его жена Луиза… Мы уже сидели несколько часов, как вдруг Айседоре пришла в голову веселая идея. Она представила, как было бы забавно притвориться, что она помолвлена с Бобом… Мы все стали шутить по этому поводу, пока кто-то не сказал: «Давайте устроим мистификацию и сообщим об этом нью-йоркским газетам». Телеграмма в Нью-Йорк стоила довольно дорого, но каждый выложил какие-то деньги, и двое из нас, с трудом передвигаясь от одной только мысли, какой переполох это вызовет, отправились на телеграф». (Копия рукописи миссис Фриц находится у автора.)
Что же касается третьего утверждения Мэри, будто бы Айседора намеревалась начать «новое любовное приключение» с водителем «бугатти», то кто может знать это наверняка?
По словам Серова, за несколько дней до обращения Мэри к Зингеру Айседора указала на «бугатти», сказав: «Хотела бы я прокатиться на такой машине»44. Витя ответил ей, что это легко устроить: ей нужно лишь пойти в гараж и сказать владельцу, что она хочет купить машину. После того как Витя уехал, Айседора, по-видимому, так и поступила. Узнав, что шофер, Бенуа Фалчетто, был агентом по продаже машин, она познакомилась с ним и попросила его показать, как машина работает. Однако он пришел в отель, когда Айседора отдыхала, и Мэри отослала его назад. Танцовщица, узнав об этом, очень огорчилась.
Айседора договорилась о новой встрече с Фалчетто 14 сентября и устроила так, чтобы Зингер, который хотел обсудить с ней кое-какие деловые вопросы, пришел на час раньше. Но Зингер задержался, а придя, обнаружил, что Айседора оживленно беседует с молодым шофером о своем искусстве и его жизни. (Она выяснила, что он еще пилотирует аэропланы.) Крайне недовольный, ее бывший любовник сказал ей: «Я вижу, ты не меняешься». Айседора смущенно объяснила, что Мэри собирается купить «бугатти». Но Зингеру было прекрасно известно финансовое положение Мэри, и, не обращая внимания на извинения, он встал и пообещал прийти на следующее утро, чтобы завершить все дела с Айседорой. Тем временем она отослала шофера, попросив его прийти в девять вечера.
Когда мужчины ушли, Айседора испугалась, что больше не увидит ни того, ни другого: ее поведение, безусловно, обидело обоих. Тогда она, Мэри и Иван (друг Элис Спайсер, заглянувший повидать Мэри) решили пообедать у Анри, в ресторане, находящемся через улицу. По дороге туда настроение Айседоры улучшилось. Она сказала Мэри: «Если бы ты видела лицо Лоэнгрина, когда он увидел Бугатти [так она называла шофера], то поняла бы, что он до сих пор любит меня. О, я так счастлива…»
Мэри была далека от того, чтобы разделить оживление подруги. Возбужденное состояние Айседоры рождало в ней только тревогу. Скорее безотчетно волнуясь, чем неодобрительно, она сказала: «Пожалуйста, Айседора, не стоит ездить в этом автомобиле. Я очень нервничаю. Боюсь, что с тобой может что-нибудь случиться».
Но, легкомысленно веселясь, предвкушая удовольствие, Айседора не прислушалась к словам подруги. Напротив, они лишь разожгли ее пыл. «Моя дорогая, я поехала бы на
