— Пожалуй, на твоем месте я бы съездил. Хоть будет чем себя занять. А этот твой приятель, который сейчас здесь, в больнице? Пациент Тимера.
— Его, наверно, скоро выпишут. Он был военнопленным в Дрездене вместе с Куртом Воннегутом и еще одним по имени Швейк. Ты себе можешь это представить?
— Когда-то в Неаполе я стоял в одной шеренге с солдатом по имени Швейк и познакомился там с одним парнем, которого звали Джозеф Кэй. Я ни разу не слышал про Дрезден, пока не прочел об этом в романе Воннегута. Пришли ко мне своего приятеля. Я бы хотел услышать про Воннегута.
— Он его не знает.
— Все равно, попроси его заглянуть, если он не против. Я здесь пробуду весь уикэнд. Ну, Сэмми, хочешь поспорить? Как ты думаешь, мы еще встретимся не в больнице?
Этот вопрос застал Зингера врасплох.
— Это тебе решать, Йоссарян. У меня-то время есть.
— Я запишу твой телефон, если ты мне его дашь. Может, стоит попробовать. Я бы хотел еще поговорить с тобой о Вильяме Сарояне. Ты ведь пытался писать рассказы, вроде тех, что писал он.
— И ты тоже. И что же с этим стало?
— Я пописал и бросил.
— Я тоже бросил. Ты когда-нибудь отправлял свои вещи в «Нью-Йоркер»?
— Я всякий раз мчался именно туда.
— И я тоже.
— Сэмми говорит, что вы спасли его жизнь, — сказал крупный человек в халате и домашних пижамных штанах; он громогласно и с веселым видом представился как Рабиновиц, голос у него был хрипловатый и твердый. — Расскажите мне, как это случилось.
— Пусть он сам сообщит вам подробности. Вы были в Дрездене?
— Он сообщит вам эти подробности. — Рабиновиц снова задержал взгляд на Анджеле. — А вы, молодая леди, похожи на одну даму, которую я где-то видел, только вот не могу припомнить, где. Она тоже была сногсшибательна. Мы с вами встречались? Раньше я выглядел помоложе.
— Не уверена. Это мой друг Энтони.
— Привет, Энтони. Слушайте меня хорошо, Энтони. Я не шучу. Вы сегодня должны вести себя с ней как с королевой, а если вы будете вести себя с ней иначе, то я обязательно узнаю об этом и начну посылать ей цветы, и вы окажетесь не у дел. Верно, дорогая? Приятного вечера, детка. Желаю хорошо провести время. Энтони, меня зовут Лю. Идите, развлекитесь немного.
— Непременно, Лю, — сказал Энтони.
— Я теперь на пенсии, торгую немного недвижимостью, занимаюсь потихоньку строительством со своим зятем. А вы?
— Я тоже на пенсии.
— Но вы работаете с Милоу Миндербиндером.
— Не полное время.
— У меня есть приятель, который хотел бы с ним встретиться. Я приведу его. А в больнице я, чтобы скинуть вес. У меня небольшие проблемы с сердцем, поэтому толстеть мне нельзя, но иногда я сбрасываю слишком много. Вот и лег обследоваться.
— У Денниса Тимера?
— Тимера я сто лет знаю. А эта миленькая блондиночка, похоже, просто куколка. Уверен, что где-то ее видел.
— Я думаю, вы бы запомнили.
— Поэтому-то я и уверен.
— Болезнь Ходжкина, — доверительно сообщил Тимер.
— Черт, — сказал Йоссарян. — Он не хочет, чтобы я знал.
— Он хочет, чтобы вообще никто не знал. Даже я. А я знаю его почти тридцать лет. Он тянет на рекорд.
— Он всегда был такой? Он не прочь пофлиртовать.
— И вы тоже не прочь. Со всеми. Вы хотите, чтобы все здесь были от вас без ума. Он более открытый. А вы — хитрый.
— Вы коварный тип и слишком много знаете.
Глядя на Рабиновица, Йоссарян видел перед собой высокого, откровенного, крупного сложения, но страшно исхудавшего человека. У него была абсолютно лысая макушка, седоватые рыжие усы и он проявлял агрессивное внимание к Анджеле, выказывая несокрушимую сексуальную самоуверенность, превосходившую и подавлявшую самоуверенность Анджелы. Йоссарян с удовольствием наблюдал, как она наклоняется вперед, чтобы подобрать бюст, как она кладет на колени руки, чтобы не задиралась юбка, как, усевшись, чопорно подгибает под себя ноги. Она столкнулась с такой подавляющей и властной сексуальной раскованностью, которую не могла принять, но не могла и победить.
— А ведь он даже не итальянец, — ворчал Йоссарян.
— Ты тоже не итальянец, но я же против тебя ничего не имею. Дело в том, что я его действительно где-то видела.
— Так вот, мисс Мор, кажется, я вспомнил, — прощупывая ее улыбкой, сказал Рабиновиц, заглянув к Йоссаряну еще раз и увидев Анджелу. — Вы напоминаете мне одну очаровательную даму с прекрасным характером, я видел ее как-то с одним строителем, с которым у меня были кой-какие дела в Бруклине, неподалеку от Шипсхед-Бэй. Это был итальянец по имени, кажется, Бенни Салмери. Вы тогда любили танцевать.
— Правда? — ответила Анджела, смотревшая на него из-под полуопущенных, покрытых тенями век. — Я когда-то знала строителя по имени Салмери. Не очень уверена, что это тот, о котором вы говорите.
— У вас когда-то была подружка-медсестра, с которой вы вместе снимали квартиру?
— Она у меня и сейчас есть, — уже с большей свободой ответила Анджела. — Та самая, которая здесь дежурила. Это моя подружка, Мелисса.
— Такая миленькая, с хорошим характером?
— Она ухаживает здесь за нашим другом. Поэтому-то он и попал сюда. Она трахается со стариками и доводит их до удара.
— Я бы не хотел, чтобы ты говорила такие вещи посторонним, — с легким упреком сказал ей Йоссарян, когда Рабиновиц ушел. — Ты погубишь ее будущее. И потом, у меня был вовсе и не удар. И мое будущее ты тоже погубишь.
— А я бы хотела, чтобы ты не говорил людям, будто моя фамилия Моркок.
Некоторое время они внимательно смотрели друг на друга.
— А кому это я говорил?
— Майклу. Этому доктору Шумахеру. — Анджела Мор сделала паузу, чтобы произвести впечатление. — Патрику.
— Патрику? — Удивленный Йоссарян заранее знал ответ, еще не успев задать вопрос. — Какому Патрику? Патрику Бичу?
— Патрику Бичу.
— Вот черт, — сказал он, оправившись от удивления. — Ты встречаешься с Патриком?
— Он мне звонил.
— Тебе придется плавать на яхте. Не думаю, что ты будешь от этого в восторге.
— Я уже плавала. Мне понравилось.
— Ведь у него с простатой не все в порядке, да?
— Сейчас в порядке. Поэтому он больше здесь и не появляется. Ты был близок с его женой. Как ты думаешь, она узнает?
— Фрэнсис Бич узнаёт всё.
— Я не первая.
— Это она уже знает. Она сможет догадаться.
— У тебя с этой медицинской сестрой на самом деле что-то есть, да? — догадалась Фрэнсис Бич. — В этом спертом воздухе я почти чую совокупление.
