— Ты уже знаешь, как туда пролезть?
Он кивнул.
— В подножии есть трещина, куда вполне пролезет мышь. Я их достану.
Я с облегчением и громко вздохнула. Магическая защита статуи его не распознала. Он не в счет. Хотя на самом деле в счет, и еще как. Сейчас он снова спасал мою шкуру.
— Дженкс, спасибо тебе, — прошептала я.
— Так для того ж я и здесь, — ответил он, порхнул за спину статуи и исчез.
Значит, открыт мне путь домой. Ну, почти наверняка открыт. Может быть.
В громком молчании я обернулась — Трент все еще возился с кровоточащим носом. От запаха крови проснулись шепоты и шорохи в тенях возле купели, и хотя я знала, что все это — мое воображение, было мне от этого жутковато. Подойдя к границе освященной земли, я села на верхнюю ступеньку и вспомнила, как стояла здесь на свадьбе Трента — прямо перед тем, как его арестовать. Присутствие Трента за спиной я чувствовала, но не обернулась. Он секунд шесть помолчал, потом я услышала, как он встает. Снаружи, от нижнего края входной двери, послышалось царапанье, будто кто-то копает, и меня пробрала дрожь. Звуки начинались и прекращались, будто их кто спугнул, но дверь была куда толще, чем оконные стекла.
Я заставила себя дышать ровно даже тогда, когда Трент остановился от меня в пяти футах и стал молча смотреть. Повернув поясную сумку, я достала остатки воды и допила. Рядом за поясом оказался мой пистолет, и я, достав его, направила в сторону двери.
Трент смерил меня взглядом:
— Это все, что вы намерены делать?
У меня пульс стал быстрее, я глядела на входную дверь, от которой шли скребущие звуки.
— Может, потом перекушу немного, если никто в эти двери не вломится.
Донесся гулкий голос Дженкса.
— Я нашел терминал! Он в бетонной комнате без дверей — протиснулся туда через кабельные каналы. Крыло, блин, порвал. Тинкин хрен, я теряю столько пыльцы, что могу громоотводом служить. Сейчас надо будет еще влезть в систему и разобраться, но справлюсь, только время уйдет.
Я подтянула поближе сумку с колдовскими причиндалами. Если Дженкс поминает имя Тинки всуе, значит, жив и здоров. Солнце взойдет в семь, и Миниас будет свободен. Если мы отсюда к тому времени не уберемся, мало нам не покажется, хоть мы и на святой земле. А деревянная дверь, даже под защитой горгулий, настоящего демона не остановит. Во всяком случае, надолго.
Трент вздохнул, сел на ступеньки, задрав колени чуть ли не до подбородка.
Сидим и ждем.
Глава двадцать седьмая
Я вытащила пистолет из-за пояса и крутанула на пальце, как в кино. Потом нацелила ствол на входную дверь. Царапанье прекратилось уже давно — вскоре после падения на мостовую большого камня: земля так содрогнулась, что пыль посыпалась со сводов. Очевидно, горгульи все-таки здесь жили.
Это дало мне достаточное чувство безопасности, чтобы чуть подремать пару часов назад, пока Трент нес стражу.
Одолженные у Айви часы у меня на руке сообщали, что до восхода двадцать минут. Двадцать минут, пока ад сорвется с цепи, а я здесь, изображаю из себя аса с пистолетом. Трент сможет соскочить, когда станет жарко, с помощью своего «магического слова», а я начертила за алтарем круг для себя и для Дженкса на случай, если дело повернется к худшему. Он продержится, этот круг, пока не появится Тритон. Мои колдовские припасы для перенятия имени у Ала были в этом круге, дожидаясь фокусирующего объекта. Я собиралась сплести проклятие, как только Дженкс принесет ДНК демона. Если я погибну, то хотя бы спасу всех, кто мне дорог.
Дженкс, давай побыстрее.
— Ба-бах! — сказала я шепотом, потом снова заткнула пистолет за пояс. Мне до смерти любопытно было встать и посмотреть, что же там стукнуло по мостовой перед дверью. Усталыми глазами я посмотрела на статую, потом на Трента, сидящего спиной к оскверненному алтарю. Он задремал на пару часов около полуночи, надеясь на меня.
То есть мне его охранять до самого финиша — в предположении, что дорога домой мне оплачена. Черт побери, надоело мне это все. Гипотетическая лавочка амулетов, которой иногда дразнит меня Дженкс, сейчас выглядела вполне притягательно. Да, конечно, я была вся возмущение и оскорбленная невинность, когда говорила Тренту, что Дженкс не использовал мой обратный билет для попадания в безвременье, но последние несколько часов перед рассветом оставили у меня на душе глубокие шрамы, и я боялась, что живу в волшебной сказке, если ожидаю, что Миниас поверит, будто Дженкс — заколка для волос и заслуживает бесплатного проезда.
Трент почувствовал мой взгляд и проснулся. Глаза у него опухли от песка и смотрели устало, а лицо выдавало изнеможение. Я отвернулась, потянулась за шляпой, набросила ее на голову и надвинула так, чтобы его видеть. Выдохнула, снимая напряжение. Может, я сумею сообразить, как выбираться отсюда по лей-линиям, если мне не будут демоны дышать в затылок, как было тогда. Все равно пока вернется Дженкс с образцом тканей Ала, делать мне нечего, могу всю ночь ломать над этой загадкой голову.
Закрыв глаза, я заставила себя расслабить мышцы. Если Дженкс прав, то лей-линии и связывают безвременье с реальностью. И мне только нужно научиться ими пользоваться, тогда мы с Дженксом будем свободны. Ага, проще простого.
В сотый раз за эту ночь я потянулась мысленно к ближайшей линии, но не стала к ней подключаться, боясь, что меня почует какой-нибудь демон. Я болталась там, ощущая несущуюся через мое сознание энергию как серебристую ленту с красным отливом. Вдруг до меня дошло, что энергия вся течет в одну сторону, в нашу реальность. Значит ли это, что безвременье сокращается, и его субстанция перетекает в нашу реальность как вода из маленькой лужицы в большую? Не поэтому ли в безвременье повсюду развалины?
Постепенно возвращалось напряжение, мышцы сжимались одна за другой, пока я пыталась вспомнить, что это за ощущение — переноситься по линиям энергии. Меня однажды вернула домой мысль об Айви.
У меня загорелись щеки. Тритон сказала, что я люблю Айви больше, чем церковь. Я не собиралась это отрицать, но есть разные виды любви, и не такой же я жлоб, чтобы моим якорем к реальности был кусок недвижимости? Родные и любимые, которые там живут, — только из-за них она что-то значит.
Горящие щеки остыли, когда я вспомнила ощущение раздираемой на части души и как Тритон держала меня в сознании, пока я снова не обрела тело. Сдвиг реальностей тогда раздробил мне душу или только тело?
Я пошевелила затекшими коленями. Глаза открылись, и я уставилась на новые кольца пыли под люстрами. Но запаха жженого янтаря даже не было слышно, и это меня тревожило. Трент рядом со мной зашевелился и сел, и я вздрогнула — забыла о его присутствии. С колотящимся пульсом я сдвинулась на дюйм или два, гадая, что ему нужно. Психует, что ли?
— Я хотел, гм, сказать вам спасибо, — произнес он, когда стало ясно, что первой я не нарушу неловкое молчание.
