— Нет.
— Вы работаете в государственной лаборатории, где эти тесты проводятся, не так ли?
— Да.
— Не могли бы вы пояснить выделенный раздел на первой странице?
— Это тест на нарушение окисления жирных кислот под названием MCADD. Результаты ненормальные.
— В каком смысле?
— Государство должно было вернуть эти результаты в детскую больницу и немедленно уведомить врача.
— Симптомы MCADD проявляются у младенцев при рождении?
— Нет, — говорит судмедэксперт. — Нет. Это одна из причин, по которой штат Коннектикут проводит скрининг.
— Доктор Бинни, — говорит Кеннеди, — вы знали о том, что мать ребенка имела гестационный диабет и что у ребенка был низкий уровень сахара в крови, правильно?
— Да.
— Ранее вы заявили, что сахарный диабет стал причиной гипогликемии у этого новорожденного, не так ли?
— Да, к такому заключению я пришел после вскрытия.
— Не исключено, что гипогликемия могла быть вызвана MCADD, верно?
Он кивает:
— Да.
— Возможно ли, что вялость новорожденного, его сонное состояние и плохой аппетит были вызваны MCADD? — спрашивает Кеннеди.
— Да, — подтверждает он.
— А увеличенная печень — это потенциальный побочный эффект не только материнского гестационного диабета, но и этого конкретного метаболического расстройства?
— Да.
— Доктор Бинни, вы узнали из медицинских записей о том, что у Дэвиса Бауэра был MCADD?
— Нет.
— Если бы эти результаты пришли своевременно, вы бы использовали их для установления причины и обстоятельств смерти для заключения о вскрытии?
— Разумеется, — говорит он.
— Что происходит с младенцем с таким заболеванием, если оно не диагностировано?
— Обычно оно клинически бессимптомно, пока что-то не вызовет метаболическую декомпенсацию.
— Что, например?
— Болезнь. Инфекция. — Он откашливается. — Голод.
— Голод? — повторяет Кеннеди. — А если ребенка не кормят перед обрезанием?
— И это тоже.
— А что происходит с ребенком с не выявленным MCADD при метаболической декомпенсации?
— Наблюдаются судороги, рвота, вялость, гипогликемия… кома, — говорит доктор. — Примерно в двадцати процентах случаев ребенок может умереть.
Кеннеди подходит к скамье присяжных и становится так, чтобы смотреть на свидетеля вместе с ними.
— Доктор, если у Дэвиса Бауэра был MCADD, и если никто в больнице не знал об этом, и если медицинский протокол требовал не кормить его три часа до обрезания, как и любого другого младенца без этого заболевания, и если в его маленьком теле произошло острое метаболическое расстройство, существует ли вероятность того, что Дэвис Бауэр умер бы, даже если бы Рут Джефферсон оказала ему всю возможную медицинскую помощь?
Патологоанатом смотрит на меня, его серые глаза теплеют, в них появляется нечто похожее на раскаяние.
— Да, — соглашается он.
Боже… О Боже! Энергетика в зале суда меняется. Становится так тихо, что я слышу каждый шорох, шепот вероятности. Терка и Бриттани Бауэров все еще нет, и в их отсутствие расцветает надежда.
Говард, сидящий рядом со мной, выдыхает единственное слово:
— Отпад…
— У меня все, Ваша честь, — говорит Кеннеди и, возвращаясь к столу защиты, подмигивает мне: я же говорила.
Моя уверенность недолговечна.
— Я бы хотела повторно допросить свидетеля, — говорит Одетт и встает до того, как доктора Бинни успевают отпустить. — Доктор, давайте предположим, что эти результаты пришли в детское отделение больницы своевременно. Что бы произошло тогда?
— В некоторых случаях при плохих результатах требуется письменное уведомление родителей с предложением провести генетический анализ, — говорит судмедэксперт. — Но этот случай… это как красный флажок. Любой неонатолог посчитал бы такой случай требующим немедленного рассмотрения. Ребенка тщательно обследовали бы для подтверждения диагноза. Бывало такое, что мы отправляли семью в центр метаболического лечения.
— Доктор, правда ли, что многим детям с MCADD официально не ставят диагноз неделями? Или даже месяцами?
— Да, — говорит он. — Это зависит от того, как быстро удается получить результаты для подтверждения.
— Подтверждения… — повторяет она. — Значит, плохие результаты скрининга новорожденного не являются окончательным диагнозом?
— Нет.
— С Дэвисом Бауэром проводились дополнительные тесты?
— Нет, — говорит доктор Бинни. — Не успели.
— Выходит, вы не можете с абсолютной уверенностью сказать, что у Дэвиса Бауэра был MCADD?
Он колеблется.
— Не могу.
— И вы не можете с абсолютной уверенностью сказать, что Дэвис Бауэр умер от нарушения обмена веществ?
— В общем, да, не могу.
— И в действительности ответчица и ее юридическая команда, возможно, хватаются за соломинку, чтобы попытаться бросить тень в другую сторону, в любую сторону, которая не указывает на то, что Рут Джефферсон умышленно причинила вред невинному младенцу, сначала отказывая ему в лечении, а потом работая с ним так грубо, что на его маленьком тельце даже остались синяки?
— Протестую! — выкрикивает Кеннеди.
— Я отзываю свои слава, — говорит Одетт, но вред уже нанесен. Потому что последние слова, которые услышали присяжные, — все равно что пули, подстрелившие мой взмывший в небо оптимизм.
Всю дорогу домой Эдисон молчит. Он сказал, что у него болит голова. Как только мы переступаем порог и я начинаю готовить ужин, он в куртке снова идет через гостиную и говорит, что хочет прогуляться, чтобы собраться с мыслями. Я не останавливаю его. Да и как его остановить? Могу ли я какими-то словами стереть из его памяти то, что мой сын пережил, сидя весь день тенью у меня за спиной и слушая, как кто-то пытается сделать из меня то, чем я в его понимании никак не могла быть?
Я ужинаю одна. На самом деле я почти не притрагиваюсь к еде. Оставшееся я накрываю фольгой и сижу за кухонным столом, жду Эдисона, сказав себе, что поем, когда он вернется.
Но проходит час. Два. Когда за полночь он не возвращается и не отвечает на мои сообщения, я опускаю голову на подушку из рук.
Я ловлю себя на мысли, что думаю о больничном «номере Кенгуру». Эта комната получила такое неофициальное название по картине на стене, на которой изображено это сумчатое животное. Туда мы отправляем матерей, которые потеряли детей.
