— Угу.
Увидев выходящего в коридор Николая, он поднялся вместе с ней, быстро поцеловал ее; двинувшись в сторону комнаты, где лежала боеголовка, на пути обернувшись и обменявшись с ней улыбкой, он увидел, как она вошла в кухню. Зайдя в комнату, быстро отсоединив анализатор, вместе с вошедшим следом Николаем упаковав боеголовку в ковер, они протащили ее коридором и спустились вместе с ней на лифте; в палисадничке, где они опустили ее на скамейку, шелестела листва. Почти сразу увидев въезжавший в переулок большой черный джип, Сергей вышел к тротуару, чтобы быть замеченным с улицы; остановившись на другой стороне переулка, джип дал сигнал, медленно опустившееся тонированное стекло открыло его взгляду монументально-невозмутимое лицо Бакланова. Выйдя из машины, со своим обычным хозяйским добродушием пожав руки им обоим, оценив взглядом габариты боеголовки, подняв заднюю дверь, повозившись, он опустил спинки обоих сидений; подняв ковер с боеголовкой, они задвинули его в джип; коротко кивнув Николаю, он сел позади Бакланова на заднее сиденье; развернувшись, джип выехал из переулка, в лобовое стекло ударило солнце. За считаные секунды проехав улицей, перед выездом на проспект остановившись у светофора, Бакланов на секунду повернулся к Сергею:
— Что, на Прудовую, к Масленникову?
— Наверно. Вам же Сергачев звонил?
— Нет, мне сам Андреев звонил. Сергачев — это который из комиссии по технологиям?
— Да.
— Давненько его не видел. Ну ладно, вроде, по идее, быстро доехать должны.
Переключив рычаг скоростей, он вывел машину на шоссе, разогнавшись по левой полосе и пристроившись за впереди идущим джипом, с обстоятельным удовольствием ведя машину, он чуть шевельнул бритым затылком, обращаясь к Сергею:
— Ты, значит, в Минске побывал?
— Да.
— И как там погода?
— Ничего. Тепло, хорошо.
— Здесь тоже тепло. Я как раз с дачи еду.
С увлечением следя за дорогой, неподвижно держа руль, он, казалось, даже с удовлетворением подвигал правой рукой.
— Плечо болит. Все плечо прикладом разнес, сейчас три дня свободных было, на охоту ездил, на Оку, не доезжая Шацка. Новое ружье испытывал, «Меркель», новенькая, вертикалка. Ну, стволы не рядом, а вертикально, один под другим. А заряд большой, двенадцатый калибр, патрон четыре нуля — три грамма пороху, сорок грамм дроби, в плечо отдает, ежели кто с непривычки, может и ключицу сломать. Но бьет хорошо. Целиться удобней — мушка не между стволами, а как положено, над стволом, конус рассеивания правильный, кучность повышается, с восьмидесяти метров гуся берет запросто. Сейчас же сезон начался, на гусиную охоту ездил. Ты на гуся охотился когда-нибудь?
— Нет.
— Непростая птица. Ее, главное, подманить. Они ж высоко летят, ни дробью, ни пулей не достанешь, надо манки выставлять, чтобы заинтересовались, снизились. Ну, мы манки выставляем, фанерных гусей в землю втыкаем, сверху кажется, вроде гуси на поле сидят. И кричалку включаем — с гусиными голосами, раньше специальные манки-дудочки были, на них еще играть уметь надо, а эта цифровая, с цифровой памятью на пятьдесят видов криков, как клин видишь, включаешь и ждешь — под маскировочной сетью. Все делаешь, чтобы гуся подманить, одурачить его. Гусь внизу своих видит, ему ж интересно — познакомиться, пообщаться, он снижается, тут мы окошко в сети открываем, из засады его — тук! Они ж тоже не такие простые — вперед разведчиков посылают, те снижаются, покружат, покружат, ежели по ним кто сгоряча шарахнет, все, стая тут же улетает. Ежели пересидеть, разведчиков обмануть, те сигнал подают, ну и стая всем клином вниз идет, у них там все строго, свой порядок, впереди гусыни летят, они здоровые, килограмм по шесть, размах крыльев аж до двух метров бывает, потом гусаки, они поменьше, у них и раскраска другая, потом их гусята, вот так всем скопом снижаются, все, значит купились, ну тут уж не зевай, ежели не зевать, за несколько секунд можно полный рюкзак набить. Весной самый сезон охоты на гусей, как осенью на зайца, весной он еще тощий, осенью самое время, осенью, ежели время есть, я всегда на зайца хожу. Но на него — с собаками. Специальные есть собаки, натасканные на зайца, лучше всего западносибирская лайка, она зайца гонит, догонит его, за лопатки хватает, сразу ему ломает и ребра, и позвоночник, у нее жевок страшный, ну и отпускает, ждет. Заяц-то, он живой, но двигаться-то уже не может — все ж переломано, только на земле дергается, лежит. Ну, ты ему поможешь — горло ножичком подрежешь, за задние лапы подержишь, чтоб кровь стекла — и в сумку. Заяц, он забавный, на него еще силками охотятся — петелькой, в тех местах, где он под деревьями пролезает, стальную струну к дереву привяжут, он в петлю попадает, прыгает, прыгает вокруг дерева, а выбраться не может, еще сильнее затягивает. Потом уже затихает, не дергается, понимает, что не уйти. Ты к нему подходишь, он на тебя смотрит, глазками хлопает, боится. Ну, ты его — тук! К зайцу в силках с ножом лучше не лезть, оцарапать может, хотя некоторые все равно ножом его чикнуть стараются — патроны-то дорогие. Заяц вообще для охоты самый сложный зверь, в него просто так не попадешь, он же с подскоком, направление меняет, он на лету в воздухе чуть ли не на сто восемьдесят градусов повернуть может — как это бывает, представляешь?
Понимая, что только черным юмором может как-то защититься от этого ужаса, Сергей кивнул:
— Представляю. Не далее как сегодня видел.
— Видел? А где? Вроде не сезон.
— У меня дома кролик живет.
— Кролик? Легач?
— Не знаю.
— Кролик, он попроще, не такой шустрый, его из ружья взять можно, но только его ж ради меха добывают — поэтому бить его надо в глаз. Лучше всего пулей, из винтовки, как медведя, его ж обычно тоже пулей берут — под лопатку — он когда в поле, овсы топчет, спина-то видна над колосьями, а хорошая винтовка на полтора километра бьет, я так, бывало, медведя брал. А бывало и по-другому. Загонной охотой — знаешь, что это такое?
— Нет.
— В прошлом году аккурат это было, в деревне, где егерь хороший есть, нанимаем местных, рублей по сто-двести им даем, егерь им показывает, откуда медведя выгонять, ну они идут по лесу, палками, трещотками шумят, медведь, он шума не переносит, уходит от них, а егерь-то все его тропы знает, медведю куда деваться, не по одной, так по другой пойдет, вот тут и надо его дожидаться, чтоб на короткой дистанции картечью сбить его. Но это уж как повезет, ежели тропу угадал, медведь — твой, а ежели нет, так зря стоял, кто-то другой его добудет. Я тогда место выбрал, на дереве, наверху гамак повесил, сижу, жду, долго ждал, думал уж — зря. Тут смотрю, в подлеске впереди ветка качнулась, потом другая, вижу — идет. Медведь, он даром что тяжелый, идет осторожно, даже сучок под лапой не хрустнет, оглядывается, все чует, только иногда сверху видно, как лоза качнется, и птицы над ним взлетают, вьются — продают его. Он на поляну прямо передо мной внизу вышел, на задние лапы сел, живот подставил, лапу поднял, чешется, воздух нюхает, кругом цветочки, покой, благодать, тут я с дерева картечью наповал и забил его. Подождал, вижу, отошел, не дергается, с дерева слез, подошел, нож достал, шкуру снял с него, на части разделал — у медведя знаешь, какие части самые лучшие?
