— Да-да. Но сладким вином можно отравиться так же, как и горьким.
— Верно. Но то, что для меня сладко, для вас может оказаться горьким.
— А то, что вы считаете ядом, может для меня быть удовольствием.
— Джентльмен и леди, не заткнетесь ли вы, ради Бога? — спросил Мэтью.
Они прекратили пикировку, будто внезапно вспомнили о его присутствии. Минкс переменила позу, лицо ее было безмятежно, однако Мэтью понимал, что все это напускное — девушка нервничала.
Для леди Каттер это был судьбоносный вечер. Она купила себе право на него, когда помогла Мэтью на Маятнике. На самый первый вечер оставшейся ей жизни. Часы неумолимо тикали, и Мэтью заметил, что Минкс не сводит глаз со стрелок. Она выпила еще, не ожидая тоста.
— Прекрасно, мистер Корбетт, — сказал лорд Корнбери в апрельское утро на третий день после возвращения Мэтью. — Прошу вас, начинайте.
И Мэтью начал. Губернатору в зеленом платье, верховному констеблю в лиловом костюме и генеральному прокурору в обычной одежде он рассказал все, что намеревался рассказать, от начала и до конца. Конечно, он упомянул колбасы миссис Такк, и прокурор Байнс, извинившись, выбежал из кабинета. Они с женой очень любили этот мясной продукт.
Мэтью поведал о фальшивых Мэллори, о Сирки, о бомбах, взорванных от его имени, о похищении Берри, о поездке на остров Маятник, о фабрике «Цимбелина»… короче, рассказал все.
А так же все, что он знал о профессоре Фелле, и добавил, что профессор удрал на судне с названием «Месть Темпля», предложив послать властям в Лондоне письмо, чтобы корабль немедленно начали искать.
Закончив, Мэтью попросил стакан воды. Надо отдать должное Лиллехорну — он вышел и вскоре вернулся со стаканом и кувшином, полным свежей воды из ближайшего колодца. Потом Лиллехорн сел на свое место, и они с лордом Корнбери обменялись долгим, почти минутным взглядом, будто спрашивая друг друга, верят ли они тому, что сейчас услышали.
— Благодарю вас, мистер Корбетт, — сказал наконец ледиподобный лорд. Похоже, ему не хотелось поднимать от стола подведенных зелеными тенями глаз. — Вы свободны.
Мэтью встал.
— Вы могли бы послать письмо с просьбой провести расследование по поводу Фредерика Нэша. И менялы Эндрю Хальверстона.
— Да. Спасибо, ваше мнение будет учтено.
— Мне кажется, это жизненно важно, джентльмены. — Он очень легко произнес эти слова. — Где-то в Лондоне есть склад, который может все еще быть набит «Цимбелином». Профессор мог не оставить своих планов продать его иностранной армии, или же заронить в него искру, что сровняет с землей все дома вокруг, и убитых будет мно…
— Ваше мнение будет учтено, — перебил Корнбери. — Благодарим вас за ваше присутствие и за потраченное время. Вы свободны.
Мэтью взглянул на Лиллехорна в поисках хоть какой-то поддержки.
— Вы свободны, — повторил верховный констебль.
Берри ждала его рядом с особняком губернатора, под тенистым дубом — на случай, если понадобится ее свидетельство.
— Они тебе не поверили? — спросила она по дороге к Бродвею.
Сегодня девушка была просто фестивалем красок — ходячий букет апрельских расцветок, от розовых чулок до темно-фиолетового платья с красной лентой на белой соломенной шляпе с желтыми бутонами роз.
— Думаю, что поверили. Просто они ошарашены, и не знают, что со всем этим делать. — Он устало посмотрел на нее. — Думаю, что не желают ввязываться в эти дела.
— Но это же… — Берри нахмурилась. — Это же совсем не в духе нашего города!
— Согласен. Но теперь, когда они в курсе всех событий, окончательное решение зависит только от них.
Он отступил в сторону, пропуская пару волов, влекущих подводу с бревнами, тоже направляющихся на Бродвей. Здесь, близ церкви Троицы, кареты и телеги ехали очень плотно. При таком движении скоро понадобится его как-то регулировать. Только вчера столкнулись возница телеги бочек со смолой и уличный разносчик, толкающий тележку с париками. В результате выяснилось, что парики со смолой не сочетаются. И с мостовой смола тоже удаляется не очень-то легко.
— Куда ты направляешься? — спросил Мэтью по пути.
— Я с тобой.
— Ладно. Только сейчас… у меня встреча с Минкс Каттер. Я ее устроил в пансионе Анны Хилтон. Знаешь, на Гарден-стрит?
— Знаю.
— Я о ней забочусь, — сказал Мэтью и тут же прикусил язык, досадуя на свою глупость. — То есть опекаю. — Опять не так. — Чтобы она не покидала города.
— А куда ей ехать?
— Не знаю, но хочу, чтобы она никуда не уезжала.
— Зачем?
— Должен прибыть один человек, — ответил Мэтью, — которому, думаю, захочется с ней встретиться. На самом деле это важно — чтобы они встретились.
— О ком ты?
В сегодняшний майский вечер часы в таверне Салли Алмонд показывали, что до половины восьмого осталось две минуты. Мэтью повернулся к двери, чтобы не пропустить появления той, что ждал с таким нетерпением.
— Не суетись, она придет, — сказал Хадсон. — Закажу еще бутылку. Все согласны?
— Я — вполне.
Сказано было с такой уверенностью, будто она десять таких, как Грейтхауз, может перепить по очереди.
В то апрельское утро на Бродвее Берри помолчала несколько секунд, обдумывая его интерес к Минкс Каттер. А потом задала тот самый вопрос, которого ждал Мэтью:
— Ты к ней неравнодушен?
— К кому?
— Сам знаешь. Эта Каттер. Ты неравнодушен к ней?
— Она мне не безразлична.
Берри резко остановилась, встав перед ним. Глаза смотрели пронзительно, подбородок слегка задрался. Россыпь веснушек ослепила его своим пылающим великолепием.
— Тебе нравится меня дразнить? Эти словесные игры и твои… твои скрытые значения слов! Я задала тебе вопрос, Мэтью: ты неравнодушен — в романтическом смысле — к Минкс Каттер?
Он обдумал ее вопрос. Посмотрел на землю. Взглянул на небо. Затем на свои руки, потер рукавом пуговицы сюртука. Посмотрел в лицо, которое считал таким красивым, зная при этом, что не менее прекрасны ее ум и сердце, и сказал настолько холодно, насколько было возможно в такой теплый день:
— Может быть. Что из этого?
На лице девушки отразилась мука, но лишь на миг. Если она рассыпалась на куски за это короткое время, то собрала себя так же быстро.
— Понимаю, — сказала она.
Но Мэтью знал, что она не понимает. Он знал, что голова Берри запросто могла быть отделена от тела ножом Сирки, что ее красота могла перевариваться в кишках осьминога. Или она могла сорваться в темноте с обрыва и найти смерть на острых камнях. Или ее схватили бы охранники, скрутили бы, и… что? Избили бы и изнасиловали в тюрьме?
