Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
Я уезжаю, Аська, это единственный выход. Ты избавишься от моего надзора, а я смогу выскочить из ситуации и понять, куда дальше. Что буду делать? Не знаю. Судя по тому, что пишут оттуда мои одноклассники, диплом МГУ никому не сдался и придется снова учиться, учиться и учиться, как завещал великий Саурон. Не читала? И про то, что Петя настоящий хоббит, тоже не знаешь? Завидую и оставляю наедине с моей библиотекой, наслаждайся.
Маме все объяснил, она, как водится, на твоей стороне. Что сказал? Правду. Отслужу как надо и вернусь. Это не фигура речи, придется пойти в местную армию, что всяко лучше, чем за здорово живешь отправиться в советскую. В общем, отслужу, разведусь и вытащу тебя отсюда — если захочешь, конечно.
(Ох, нелегкая это работа, Гарик. А лексикон-то — вытащу! Хотя да, другие мечтают об этом, рвутся из болота вон, любым способом, вот и ты туда же…)
Настя умница, я очень ей благодарен, если слова благодарности тут вообще уместны. У нас давно все обговорено — что брак фиктивный, но не совсем. Хозяйство, расходы, друзья пополам, за исключением одного момента, ну ты понимаешь. Мы не спим вместе, а так — идеальный союз. Ее родители обеспеченные люди, у них под Иерусалимом собственный дом. Пойдем в местное МВД, оформим брак как полагается и начнем ломать комедию перед родителями в надежде, что они на первых порах будут нам помогать. Не знаю, получится ли, но Настя просит им правду не говорить.
Мама у нее совершенно сумасшедшая. Ко мне, правда, относится хорошо, даже проговорилась как-то, что они с тестем квартиру подыскивают под наше семейное гнездышко. Мы с Настей посоветовались и решили, что это лишнее, снимем сами как-нибудь. Кроме того, в Израиле живет штук десять моих одноклассников. Будет с кем поговорить или даже пожить коммуной — боюсь, что квартиру нам с Настей не потянуть.
(Мы, мы с Настей, друг с другом… Что же получается, она его взяла и отпустила со мной в Крым? Не женщина, а монумент.)
Иначе не уехать, ведь ты знаешь, я ни малейшего отношения к репатриантам не имею, разве что одноклассники мои по пятьдесят седьмой школе за родственников сойдут. Помню, был страшно удивлен, обнаружив у собственной бабушки, интеллигентнейшей бабушки из дома Антоновой, что на Литейном, зачатки примитивного антисемитизма. Она разговаривала с мамой на кухне, я все слышал. Игорек совершенно объевреился, ты не находишь? — спросила она у мамы. Неужели в этой школе других мальчиков нет? Беспокоюсь, как бы… — тут я не выдержал и вошел, и бабушка замолчала. Представь, каково ей думать, что я еду прямо туда, в геенну огненную.
Ладно, переживет бабушка. Тут другой момент имеется, более острый. Наши отношения с Настей, так сказать, неравные — я не могу ей дать то, чего она хочет. Придется проявлять несвойственную мне чуткость, круглые сутки, день за днем, чтобы ничем ее не задеть… А ты живи и не забивай себе голову ненужным. Мама пообещала, что проклянет меня, если я не вернусь, и добавила, что ты остаешься у нас на правах члена семьи, вот так.
Бабушке про женитьбу не сообщили, имей в виду. Папа, как ни странно, меня поддержал. Он понимает, что Израиль это перевалочный пункт, откуда мы можем уехать в Штаты или в Канаду, как выйдет. Но не будем загадывать.
(В Канаду? МЫ? Втроем или как? И что я там буду делать?)
Конечно, я писал тебе, хотя и не слишком часто. Думал, соберу письма в мешок и отдам. Потом взял и выкинул — хлам. Но если захочешь почитать о том, что здесь происходило последние пару лет, загляни в комп, в мою директорию. Я не предполагал, что кто-то другой увидит, но поскольку другой — это ты, а ты — это я и даже больше, читай спокойно. Там про тебя немного, но зато самое главное. И это не выпендреж — перед кем мне было выпендриваться? Короче, захочешь — прочтешь.
В Шереметьево поедешь платочком помахать? Не бойся, Настя уже на месте, она два месяца назад улетела. Расписались когда? Первого апреля, кроме шуток.
(Ого. Это значит — я с чужим муженьком в отпуск съездила?)
Ладно, не настаиваю. Рейс неудобный, утренний, вставать рано. Я рад, что ты отнеслась к этому спокойно. (Спокойно? да я просто в ступоре, Гарик!) Олежка в беде не бросит, он уже определил тебе нового напарника, лучше прежнего. Самое трудное будет в него тут же не влюбиться, как я понимаю. Совместная работа по забиванию мебельной скобы отлично сближает, тем более ты у нас такой мастер. Ты ж его учить будешь всему, желторотика. Молчу, молчу. Это у меня нервное. Раньше плакал, теперь вот смеюсь.
Может, оденемся в ретро и сходим в «Иллюзион»? В Питер смотаемся на пару дней? Посидим у Ломоносова? Или просто выпьем кофе в «Старом фото»? Погоды вон какие стоят. Уезжать из Москвы в сентябре — варварство. Самый лучший месяц в году… Ты что, плачешь? Неужели из-за меня?
Опаньки. Не надо, Аська, это пустое. Ну считай, что я еду делать карьеру. Или за бесплатной колбасой. Или искать приключений на свою задницу. Бросаю тебя на произвол судьбы. Давай, настраивайся против меня и пойдем. Золотая осень, все дела. Golden Slumbers. Помню, как ты рыдала, когда порвала пленку, и мы ее клеили, и у Маккартни появилось едва заметное заикание на том самом месте, на твоих золотых снах. Это был, если не ошибаюсь, октябрь месяц, но какой теплый! Помнишь, мы ездили в лес, на травке валялись? Когда ты уже заведешь собственный платок! Девушка, называется.
(И собственный молоток, говорю я обиженно, и тут же умолкаю, потому что шутка плоская, да и говорить ничего не хочется. Он все сказал.)
Да, ящичек с инструментами у папы возьмешь. Сама не таскай, пусть этот новенький надрывается. Хотел бы я на него посмотреть, а то не знаешь, кому тебя с рук на руки передаю. Олежка велел ему остаток поролона отвезти, завтра в пять на Ленинском. Как бы отвертеться? Жалко последние деньки на поролон тратить.
Может, все-таки в Питер?
Узнай себя
Конечно, сразу полезла в дневник, просмотрела по диагонали; про меня три с половиной предложения, мол, самое главное, смысл жизни и т. д.; перечитала снова, расстроилась, что так мало; порадовалась, что про Настю и того меньше; подробности одинокой жизни Гарика пропустила, равно как и пространные философские штудии на тему «γνωθι θαυτον или узнай себя», а также картезианские заскоки относительно управления страстями души.
Оказывается, на протяжении двух последних лет Гарик честно пытался обуздать эти самые страсти, скрупулезно следуя методу великого рационалиста, и поначалу не очень-то преуспевал — декларации благих намерений перемежались отчаянными заявлениями urbi et orbi, что он больше так не может, что он сейчас покончит с этой бессмыслицей одним махом. Однако к концу дневника тон его высказываний изменился, он стал сдержанным (но будет время — и я обопрусь о платан, вот как это звучало), в нем появилась сила, которую я за Гариком раньше не чувствовала — сила сжатой пружины, готовой распрямиться и перевести потенциальную энергию в кинетическую, в решительный праксис.
С этого места я пошла читать внимательней, Гарик внезапно сделался интересен; про меня было предсказуемо, а про отъезд — нет. Взгляд скользил по тексту, выхватывая то, что важно мне, но разве кто-то читает иначе?
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
