Алисон так увлеклась заманчивой перспективой второго похищения, что едва нашла в себе силы возразить ему:
— Это совершенно необязательно, Джафар. Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении, чтобы выйти за тебя замуж.
— Пусть так, но я предпочел бы получить их благословение.
— Думаю, они будут рады дать его. Больше всего на свете они хотят, чтобы я была счастлива. И если заверишь их, что больше не похитишь меня и не сделаешь наложницей, они будут рады принять тебя в семью как моего мужа.
Казалось, с сердца Джафара упала огромная тяжесть.
— Насколько я понял, — сухо заметил он, — придется дать обет, что отныне я стану вести себя как подобает цивилизованному человеку.
— Надеюсь, не слишком цивилизованному, — пробормотала Алисон. Она вовсе не хотела, чтобы Джафар изменился. Он был настоящим мужчиной, гордым и свирепым, как бродившие по горам львы, неукрощенным и смелым. И никто никогда не сможет его укротить. И она надеялась, что таким он и останется. В будущем Алисон, вне всякого сомнения, не раз посчитает Джафара высокомерным, надменным, несговорчивым, властным, грубым и безмерно раздражающим, но не поменялась бы ни с одной женщиной за все богатства мира.
— Однако, — продолжал Джафар, — я хочу убедить их, что смогу достойно позаботиться о тебе.
Он снова поколебался, в переливчатых глазах опять мелькнула беззащитность, так трогавшая ее сердце.
— Я не могу обещать тебе спокойной, безопасной жизни, Алисон, готов лишь поклясться, что сделаю все на свете, лишь бы ты была счастлива.
И наконец, позволив себе поверить в его искренность, осознать, что Джафар ее любит, что все это происходит на самом деле, Алисон нежно коснулась губами его губ.
— Этого более чем достаточно, — тихо заверила она. — Мне не нужны пустые обещания, только ты и твоя любовь.
И ответное чувство, отраженное в ее глазах, ярко сиявших в лунном свете, наполнило Джафара нежностью, угрожавшей окончательно потрясти его. Джафару пришлось сделать над собой отчаянное усилие, чтобы вернуться к реальности.
— Я должен пойти и отыскать твоих родственников, — хрипло повторил он, — чтобы мы могли обсудить цену за невесту. Как по-твоему, кто из них будет торговаться больше всего?
Алисон покачала головой, не понимая такой настойчивости.
— Джафар, тебе совсем ни к чему платить за меня. Что за странное желание?
— Но это необходимо, Эхереш. Таков обычай моего народа… и я не желаю, чтобы твои дяди думали, будто я стремлюсь завладеть лишь твоим состоянием.
Алисон тихо рассмеялась, на этот раз с неподдельным весельем.
— Им и в голову не придет вообразить такое! Ты настолько презираешь иностранцев, что способен жениться на чужестранке исключительно по любви.
— Для меня самое главное, чтобы ты понимала это.
Он говорил так тихо и нерешительно, что Алисон подняла брови. Подобное смирение было совсем не в характере Джафара. Куда исчезла всегдашняя непоколебимая уверенность, наследие многих поколений воинов-правителей, храбрых и безжалостных. Однако, подумав немного, Алисон решила воспользоваться этим неожиданно представившимся случаем.
— По правде говоря, у меня немало опасений, — призналась она и, несмотря на небрежность тона, мгновенно почувствовала, как насторожился Джафар.
— Видишь ли, — объяснила она, запрокинув голову, чтобы взглянуть на него, — я, вероятно, привыкну, обращаясь к тебе, говорить «мой повелитель», но действительно не знаю, смогу ли заставить себя называть тебя господином.
Облегченно вздохнув, Джафар улыбнулся лениво-чувственной, ослепительно нежной улыбкой.
— Поверь, это совершенно глупое утверждение, на которое не стоит обращать внимания. Кроме того, в нем нет ни унции правды. По берберским обычаям, я могу быть твоим господином, но ты — властительница моего сердца, Эхереш.
— Это правда?
— Да, и я надеюсь провести остаток жизни, доказывая это тебе.
Алисон, внезапно потеряв дар речи, смогла только смотреть на Джафара, пытаясь выразить взглядом то, чего не могла высказать. И, увидев в ее глазах нескрываемое голодное желание, Джафар резко втянул в себя воздух. Когда она глядела на него вот так, открыто и незащищенно, одно лишь стремление обуревало его — взять Алисон прямо здесь, овладеть этим прелестным телом, сделать своей навсегда, вонзиться в нее, слиться в единое целое.
И Джафар беспомощно, не умея совладать с собой, потянулся к Алисон, властно сжимая ее пальцы.
— Ах, Эхереш, — шепнул он, лаская ее губы теплым дыханием, — неужели не видишь, как страстно я люблю тебя? Какую власть ты имеешь надо мной? Ты можешь покорить меня взглядом, уничтожить улыбкой этих сладких губ, привести в отчаяние хмурым видом…
— Джафар, ты намереваешься сыпать бессмысленными комплиментами или поведешь себя как человек дела и снова поцелуешь меня?
Джафар весело рассмеялся и, продолжая улыбаться, опять наклонил голову.
Прошло довольно много времени, прежде чем они вспомнили первоначальное намерение — получить благословение родственников невесты, и, поднявшись, отправились на поиски дядюшек Алисон.
Эпилог
Париж, 1852 год
Переступив вслед за женой порог роскошного гостиничного номера, Джафар швырнул цилиндр на пристенный столик и начал стягивать перчатки, с нежной снисходительностью наблюдая за раздевавшейся Алисон. Нетерпеливо сбросив одежду, она поспешно распахнула окна, вглядываясь в ярко освещенные улицы французской столицы, заполненные людьми. Очевидно, она еще не остыла от возбуждения: целый день был проведен в увеселениях! Он и сам чувствовал необыкновенный подъем духа, особенно после стольких лет бесплодных попыток добиться освобождения султана.
Война закончилась, но события разворачивались не так, как надеялся Джафар. Через несколько недель, последовавших за капитуляцией Абдель Кадера, во Франции произошла революция, и короля Луи-Филиппа свергли с престола. Новое французское правительство, нарушив обещание позволить Абдель Кадеру искать убежище в какой-нибудь мусульманской стране, держало в заточении султана и его семью почти пять лет. И все это время Джафар прилагал отчаянные усилия, чтобы спасти их, и даже упросил деда, герцога Морлендского, обратиться с петицией к французским чиновникам.
Но теперь все изменилось. Абдель Кадер был освобожден. Алисон и Джафар по приглашению Наполеона Третьего приехали в Париж отпраздновать это событие и выразить почтение вождю арабов. Алисон утверждала, что ей очень весело, однако уже после трех дней празднеств, парадов и церемоний стала поговаривать о возвращении в Алжир.
— Как здесь душно, — пожаловалась она, жадно дыша прохладным осенним воздухом. — Я и не сознавала, как привыкла к свежему ветру. И как буду скучать по дому.
Джафар молча улыбался. Сердце его было слишком переполнено счастьем, чтобы он мог выразить его словами. С каждым новым днем он любил ее все сильнее… За счастливые годы их брака Алисон подарила мужу двух прекрасных детей — сына и дочь, которых родители оставили в Англии с безгранично восхищенным и довольным дедом. Оба унаследовали страстную и независимую натуру матери, и Джафар любил их за это еще больше.
