Я кивком предупредила Зороастра и отошла от входа. До сих пор мы впускали паломников в капеллу по одному и направляли их вереницей вдоль правой стены. У витража позади престола мы горизонтально натянули плащаницу на уровне пояса. Над витражом имелось и другое окно, из прозрачного венецианского стекла, которое Бьянка заказала нарочно для этого случая и велела установить в капелле, так что яркий свет из окна падал прямо на полотно. Паломники друг за другом подходили к плащанице, молились перед ней, а затем, направляемые нами, тянулись к выходу — к боковой дверце позади алтаря.
С прибытием Савонаролы мы заперли запасной выход, и все посетившие плащаницу вынуждены были возвращаться через главные врата. Леонардо с папенькой шепотом предупредили людей, что им выпала удача присутствовать при моменте, когда прославленный проповедник Савонарола узрит священную реликвию. Вскоре вся церковь переполнилась сгорающими от нетерпения счастливцами.
Расставшись с ношей, приор переступил порог капеллы и послушно двинулся в общем потоке. Я заметила, с каким удовлетворением он озирает собравшуюся в церкви внушительную толпу — свою будущую аудиторию.
Спектакль и вправду намечался всем на диво. Савонарола, которого почтила вниманием сама императрица Священной Римской империи, прошествовал мимо меня, взглянув прямо в лицо и явно не узнав. Что ж, я ведь отныне была заурядная грешница…
Подойдя к плащанице, приор ненадолго остановился, потом попятился, едва не натолкнувшись на престол, и вновь подступил к реликвии так близко, как никто до него еще не решался. Начав справа, он двинулся вдоль тыльной стороны изображения — от ног к голове, а затем от головы к ногам лицевой стороны. Паломники, притихнув, наблюдали, как он вглядывается в темные расплывчатые пятна в том месте, где ступни покойника были пронзены гвоздями. Савонарола по очереди рассмотрел смутные очертания икр и бедер, высокий темнеющий лоб и иссохшие руки с длинными пальцами, скрещенные на гениталиях. Увидев, как недовольно сморщил он нос, я вспомнила слова Лоренцо о том, что половая принадлежность вызывает у настоятеля омерзение. Ему была втайне невыносима сама мысль о том, что Бог унизился до воплощения некой своей части в скверне человеческого тела. Я и сама припоминала, что приор редко поминал в проповедях Иисуса Христа: его религиозный пыл произрастал в основном из обращенности к Богу Отцу.
Савонарола так долго обозревал плащаницу, не проронив ни звука, что прихожане понемногу заволновались. Они строили предположения, какие думы посещают сейчас проповедника. Вероятно, в тот самый момент с ним беседовал Всевышний… Если бы только настоятель снизошел до них и передал слова всемогущего Бога!
Наконец приор с нарочитой неспешностью обернулся лицом к толпе. Его звучный голос с легкостью наполнил пространство небольшой капеллы:
— Чада мои! Здесь перед вами — древняя реликвия прославленного савойского рода!
У меня так стучало сердце, что его удары отдавались даже в горле. От дальнейших слов приора зависел успех или провал всего нашего сговора.
— Вы думаете, что это полотно — Христов погребальный саван с окровавленным отпечатком тела Спасителя. Но теперь я вам открою истину, которую сам Бог вложил мне в уста! Лирейская плащаница на самом деле — обман!
В церкви началось смятение. Савонарола подождал, пока улягутся гул и ропот, но не дождался и мигом утихомирил толпу, выкрикнув:
— Это фальшивка! Я понимаю, до чего вам, закоренелым грешникам, неймется узреть подлинный лик Христа! С какой легкостью узнаете вы здесь очертания его исхлестанного плетьми тела и темное пятно на боку, куда вонзил центурион свое копье! Но где же его зеницы? — Он простер руку назад, к плащанице:
— Вместо очей — бледные провалы! Говорю вам, что это подделка, и самая что ни есть ничтожная!
Затем он повернулся к Бьянке и смерил ее гневным взором. Она очень правдоподобно помертвела от испуга за оскорбление, которое нанесла Господу.
— Тьфу на вас и на весь род савойский! — брызгая слюной, выкрикнул Савонарола. — Ваш супруг, священный римский император, достойно покарает вас за глупость и алчность! За то, что обирали бедных несведущих пилигримов, проделавших сотни миль ради надежды на спасение! — Обратившись к паломникам, он добавил:
— Вот в какие заблуждения вновь и вновь ввергает нас папский Рим, отстойник порока и беззакония!
— Люди добрые! — перебил настоятеля чей-то спокойный миролюбивый голос, раздавшийся у парадных врат капеллы.
Все изумленно обернулись — в дверях стоял человек в кардинальской алой мантии и шапке.
— Я Асканио Сфорца, прибыл сюда из Рима, — пояснил кардинал, двинувшись вперед и подставляя прихожанам руки для поцелуев. — Ватикан, не стану спорить, прежде и вправду часто подпадал под власть заблуждений, но теперь, с недавним восхождением на престол Папы Александра, он стал истинным средоточием всяческих достоинств и веротерпимости! Его Святейшество питает отвращение ко всякого рода гонениям и, наоборот, приветствует личную свободу дела и слова. В Ватикане все перед ним благоговеют! — Асканио прижал руку к сердцу. — Я сам преклоняюсь перед ним!
Выйдя на середину церкви, кардинал обошел престол и встал рядом с Савонаролой, горой возвышаясь над проповедником.
— Давайте же вместе взглянем на эту подделку!
Кардинал увлек Савонаролу к правому краю плащаницы. В тот же момент Леонардо, спрятавшийся под накрытым тканью престолом, сдернул завесу с восьмистворного, расправленного во всю длину, прислоненного к престолу и обращенного к реликвии зеркала. Одновременно с ним папенька убрал из-под плащаницы холст, нарочно натянутый нами ради придания ей непрозрачности.
В зеркала, установленные под нужными углами, ударили солнечные лучи, струившиеся через прозрачное венецианское стекло, и на полотне, освещенном сверху и с испода, проступил удивительный образ. Чудесное слияние алхимии, живописи и природы породило исполненный совершенства лик «Христа». То, что в полумраке было неразличимо, на пронизанном лучами полотне предстало во всю удивительную силу. Худое вытянутое лицо оживил отсвет недавно угасшей жизни, усиливая выразительность глаз, сомкнутых в последнем упокоении. И бородка, и усы, и волосы Сына Человеческого были настоящими, какими им и надлежало быть, а пятна крови, вытекшей из Его ран, вызывали острое сострадание.
Паломники начали тесниться, напирая друг на друга, и каждый видел перед собой запечатленный на полотне неподдельный образ распятого человека, словно бы лежащего посреди капеллы.
— Это Он! — завопил чей-то голос.
Все в церкви разом упали на колени, крестясь и истово шепча молитвы. Савонарола продолжал стоять с недоверчиво отвисшей губой, так и не проронив ни звука. Зато очень быстро нашелся Асканио Сфорца.
— Люди добрые, — задушевным голосом обратился он к пастве, — преданные чада Бога Всемилостивого! Разве наши с вами очи зрят не одно и то же? Перед вами не подделка. Это величайшее из чудес, каким довелось мне быть свидетелем! По возвращении в Рим я доложу Его Святейшеству, что вся моя жизнь была подготовлением к этому божественному видению Иисуса Христа!
