Книга Дом дервиша - Йен Макдональд

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132

— Я не хочу продавать его, — медленно произносит Лейла. — Я хочу выкупить у вас вторую половину. Вы можете продать мне ее?

— Полиция закрыла галерею. Я здесь, пока мне не скажут, что делать дальше.

— Если мы попадем в галерею, вы мне его продадите?

— Я не хочу злить полицию.

Ах ты мерзкая, бесполезная, покорная ханжа. Настоящая Пустышка.

— Мне он нужен срочно. Асо, расскажи ей.

Хафизе предпочитает рассматривать свой маникюр, пока Асо объясняет финансовые пертурбации компании «Бесарани — Джейлан». Лейла не уверена, понимает ли Хафизе что-то из страстного рассказа о новом предприятии, об асимптотической кривой развития наноинженерии в XXI веке. Лейла прерывает Асо, когда тот переходит к техническим характеристикам преобразователя.

— Я дам вам тысячу евро. По рукам?

Вот тут Хафизе сразу понимает. По рукам.

— Тысяча евро? — шепчет Асо Лейле, пока она ведет его, Хафизе и Наджи в арьергарде к узенькой деревянной лестнице.

— Мы все уладим. В любом случае, в лавке Кенана есть банкомат. — Лестница выходит на северную сторону галереи, которая смотрит на сад. — Я живу здесь.

Но Асо больше интересует фонтан во дворике.

— У тебя собственный сад. Я бы отсюда не вылезал. А кто хозяин?

В конце галереи находится дверь, откуда можно выйти в узкий, пыльный коридор. Высокое окно в правой стене заколочено дешевыми досками.

— Здесь живет профессор. А с другой стороны стены главная лестница, которая поднимается в квартиру мальчишки.

— Как вы это обнаружили? — спрашивает Хафизе.

Тебе этого не понять, дорогуша.

— Вы знаете того мальчишку, который вечно играется с крошечными роботами, меняющими форму? Как-то раз я заметила, что он с их помощью следит за мной. Пацан попытался сбежать, но я последовала за роботами. У него тут входы-выходы по всему зданию. Больше он за мной не следил.

— Ну или вы не заметили, — говорит Хафизе.

Дверь справа открывается в заброшенную галерею, огибающую все текке. Лоскуты горячего света просачиваются через решетку на окне. Лейла стоит четко над главным входом в галерею. Если плюнуть, то попадешь на мостовую площади Адема Деде, но это целый отдельный мир, скрытый от посторонних глаз. Там, где галерея поворачивает направо и тянется вдоль Киноварного переулка, Лейла останавливается возле выкрашенной двери.

— У кого-нибудь есть нож?

Наджи достает швейцарский нож. Лейла выковыривает обрывки бумаги из щели в дверной коробке. Пыль взлетает в воздух, поблескивая в щедрых потоках солнечного света. А платок не такая уж плохая идея. Когда последний клочок бумаги летит на пол, Лейла вставляет лезвие в щель и приоткрывает дверь. Свет заполняет воздух старой галереи. Лейла смотрит в щелочку.

— Чисто. — Она открывает дверь, ведущую в семахане, где расположена лавка Эркоч. — Изначально это было одно помещение, но в какой-то момент кто-то решил, что неплохо бы разделить его пополам.

Асо опирается на перила. Он осматривает восьмиугольную галерею, старые деревянные клетушки, медные канделябры и зал, где в стеклянных витринах выставлены сокровища размером поменьше.

— Я видел старые хамамы, превращенные в лавки, торгующие коврами, но тут просто красотища.

Хафизе в ужасе прикрывает рот рукой, увидев, как гнусно надругались над галереей. Со стен почти все сорвано. Лишь несколько тоненьких томиков осталось в витрине. Страницы рукописей рассыпались, будто тут пролетел ураган. Хафизе опускается на корточки, чтобы собрать сакральные тексты, но потом не выдерживает и садится на пол, сраженная масштабом осквернения.

— Позже, — мягко говорит Лейла.

Некоторые витрины были вскрыты с помощью специальных нано. По скудным остаткам Лейла догадывается, что там лежали христианские кресты. В зале, где стоял старейшина, пока остальные дервиши крутились в танце, находится витрина с миниатюрными Коранами. Нетронутая. А вот и тот, что ей нужен. Он здесь.

— У вас есть ключ?

Хафизе открывает витрину. Лейла берет главный приз. Теперь вторая половинка в левой руке, а первая — в правой. Мелькает мысль сложить их вместе. Но она не делает этого, поскольку понимает, что тогда прогремит гром, появится джинн или супергерой, ну или она навлечет на Стамбул какое-нибудь нанонесчастье, которое уничтожит башни и минареты. Это суеверия, но в таких местах, как это, суеверия сильны.

— Пойдемте.

— Тысяча евро, — напоминает Хафизе.

Они с трудом набирают нужную сумму. Хафизе пересчитывает их так и сяк, а потом отдает обратно пятьдесят евро на удачу и выписывает от руки чек.

— Теперь можно идти?

Они спускаются по скрипящим пыльным ступеням на тенистую улицу Гюнешли и обнаруживают, что машина заблокирована большим красным эвакуатором, припаркованным поперек улицы. Водитель высовывает руку из окна. Абдулла Унул, облокотившись на кабину, пьет чай. С ними еще один парень. Молодой, высокий, с кудрявыми, почти как у африканца, волосами и впалыми щеками, что подчеркивает красоту скул. Щетина и блеклые голубые глаза. Откуда вообще в их семье такая ДНК? Лейла совсем иначе представляла себе Мехмета Али.

— Люблю птичек, — сообщает Абдулла Унул. — Они все порхают по своим маленьким делам. Все заняты чем-то. Вы когда-нибудь задумывались: если бы какая-то птица стала символом Стамбула, то какая? Готов поклясться, вы подумали об аисте. Ну, или о воробье. А по мне так символом Стамбула была бы чайка. Кто танцует в огнях Рамазана, кто следует за кораблями по Босфору, кто летит навстречу ветру? Чайка, вот кто. Поэтому для меня чайки в большей степени представляют Стамбул, но самая основная причина в том, что они практикуют клептопаразитизм. Вы, наверное, и слова-то такого не слышали. Я объясню. Это тип поведения, когда одно животное отнимает добычу у другого, после того как то второе эту добычу поймало и убило. Чайки позволяют другим птицам сделать всю трудную работу по ловле рыбы или добыванию кусочка хлеба, а потом просто воруют. Вот причина их успеха. Итак, у меня есть этот Коран. Обе части. Если быть честным, то я предпочитаю наличку, но, как я понимаю, у той приблуды, что вы собрали в Фенербахче, есть определенный рынок сбыта.

Наджи делает шаг вперед. Абдулла Унул распахивает пиджак, чтобы показать рукоятку из слоновой кости.

— Не надо, сынок.

Лейла в ярости. Это ярость от беспомощности, от отсутствия выбора при необходимости что-то сделать. Она так зла и беспомощна, что может совершить глупость. Например, броситься на Абдуллу Унула и вцепиться ему в горло. Побежать обратно по лестнице и устроить гонки по дому дервиша. Уронить обе половинки Корана в канализационный люк под ногами. Жесты отчаяния. В такой ситуации нет блестящего решения. Тут она проигрывает. Лейла слышит, как за спиной открывается дверь. Она оглядывается. Это тот странный парень, который вообразил себя дервишем.

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132