И как бы ему сейчас не хотелось броситься на нее с поцелуями, он всеми силами останавливал себя, неустанно проговаривая в уме слова старого ворожея про прихоть.
А как все было стерто, Фредерика отбросила на край кровати измазанную тряпку и осторожно провела рукой по груди ведьмака. Спустилась к ребрам, чутка нажала и всмотрелась в его лицо. Хмурой гримасы не было, одна лишь задумчивость.
— Болит? — решила все же поинтересоваться она, а то мало ли, вдруг он снова удумал терпеть.
— Нет, — тихо заговорил Эскель. — Спасибо. Ты спасла меня.
— Скажешь тоже, — Дера смущенно отвела взгляд. — Это ты спас меня. И не раз. Хоть и не должен был этого делать.
— У нас же был уговор, — заметил ведьмак, переведя взгляд в потолок, понимая, что его неслабо так сморило.
И сейчас он даже рад был тому, что сон начал потихоньку его одолевать. Все же ритуал раны залечил, но усталость никуда так и не делась. К тому же, сколько дней он не спал на нормальной кровати? Пять дней? Или шесть уже?
Понимая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений, Фредерика молча кивнула и склонилась чуть ниже к его лицу. Касаться его грязными пальцами не стала, а только лишь осторожно прижалась своими губами к его, оставляя на них поцелуй. Вот только с ответом ведьмак припозднился, так как Дера уже отстранилась и, напоследок, оставила мягкий поцелуй уже на его лбу.
— Отдыхай, — шепнула она, заметив замешательство в его взгляде. — Ты заслужил хороший сон, — не без улыбки добавила и отстранилась.
Затем, без какой-либо задней мысли, прошла к изножью кровати и не говоря ничего, принялась стаскивать с Эскеля сапоги. Тот в край смутился и опешил. Привстал на локтях, благо тело уже позволяло, и только собирался отогнать сердобольную девушку, как та взглянула на него таким теплым взглядом, что он тут же растерял весь свой энтузиазм.
— Не обольщайся сильно. Это только сегодня, — лукаво улыбнувшись, заговорила она.
Тогда и он не смог сдержать улыбки. Усмехнулся и завалился обратно на подушки, чувствуя, как травница справилась вначале с одним сапогом, затем взялась за второй. Боги, кому расскажет — не поверят. Его раздевает баба, при чем не из-под палки, а сама, добровольно и из самых лучших побуждений. Хотя какая из Деры баба? Аристократка она, девка голубых кровей. Вот уж точно — жизнь крайне непредсказуемая штука. Простого ведьмака охаживает дочка графини туссентской. Сюжет достойный самой лучше баллады, как есть. И мало того, как управилась, так еще отыскала покрывало шерстяное и укрыла ему ноги. Эскель тогда вообще готов был защипать себя до смерти чтобы удостовериться, что это не очередной его сон. Вот только этот самый сон пришел очень внезапно. Именно тогда, когда тело окончательно расслабилось на мягком матрасе и согрелось от шерстяного покрывала.
Да и сама Фредерика долго не возилась. Спрятала остатки своих принадлежностей в сумку, вооружилась вторым покрывалом и осторожно устроилась у ведьмака под боком к нему спиной, стараясь его сильно не тревожить. Сомкнула глаза и подсунула под щеку ладонь. Вот только сна не было ни в одном глазу.
Комментарий к Часть 27. Эксперимент
Бечено
Часть 28. Ревность и ретивость
Киф, стараясь сильно не шуметь, осторожно просунул башку в отверстие сумки, где крепились ручки, схватился за кожаный край и, едва-едва балансируя на какой-то округлой склянке, выглянул наружу. Вокруг стояла темень, а тишину нарушали только тихое постанывание и храп. Нет, не громкий, но жутко раздражающий. Словно в животе у тролля урчало из-за несварения. Слыхал он однажды, какие звуки эти существа издают, когда возвращался сквозь чащу обратно в деревню и наткнулся на одного такого, который что-то в дупле выискивал. И хорошо, что он его совсем не видел, иначе наверняка попытался бы схватить.
Ох и любили же они с братцами собираться в самой глуши, где растут огроменные грибы: веселиться, песни петь и чудачить. А как сил лишались и голод одолевал, то возвращались в Пацыкивку. Ну, сначала-то ведь не Пацыкивка была, а другое село. Как же оно называлось? Вересковка? Нет. Дубовка? Тоже нет, но что-то такое лесное в названии было. Вот только сгорело оно. И духи в том были не виноваты. Самогон все и дурь человеческая. Как только чаща не всполыхнула, непонятно. Наверное, Хозяйка уберегла. Ведь, несмотря на свой жуткий вид, свои владения она оберегала добротно.
Дера поворочалась в кровати, переворачиваясь на другой бок, и уперлась лбом в плечо ведьмака, что лежал на спине и громко храпел. Дух тогда вконец расхрабрился и высунулся из сумки, немножко помедлил, на всякий случай осмотрелся еще раз и выпрыгнул окончательно. Бесшумно приземлился на деревянный пол, встал на задние копытца и медленно прошел в центр комнаты. В нос тут же ударил весьма аппетитный, сладковатый запах с легким травянистым флером. Так пахнет только что собранный мед, а еще топленный сахар, в который добавляют сок жимолости, чтобы леденцы вкуснее были. Опустившись на четвереньки, Киф, изо всех сил принюхиваясь, ловко взобрался по ножке кровати на матрас, обогнул широко раскинутые ноги Эскеля, не забывая скривиться от его терпкого запаха, что забивал собой любой, даже самый сильный и аппетитный аромат, и нырнул под шерстяное одеяло. Именно под то, в которое куталась Фредерика.
Он знал, что девки его не видят и не чувствуют, если только он сам не захочет как-то обозначить свое присутствие. Потому без какой-либо задней мысли вскарабкался на ее голые ноги и, цепляясь когтями за кожу, потихоньку пополз вверх к бедрам. Именно туда, откуда так вкусно пахло. Травница внезапно заворочалась, неловко мазнула по ногам рукой, а когда щекотание не прекратилось, то вовсе вскочила, закричала и задергалась на кровати с такой силой, что переполошила не только Кифа, но и ведьмака.
— Боги! Сороконожка! По ногам ползет сороконожка! — кричала она и подпрыгивала на месте всем телом, не переставая сучить ногами.
— Да откуда тут взяться сороконожке? — сонно заворчал ведьмак и, не выдержав этих криков и суеты, с силой рванул на себя ее покрывало. — Видишь, никакой сороконожки нет, — победоносно заговорил он, а взгляд его вперился в замершего духа, который уже почти долез до причинного места травницы и неловко приподнял лапками подол ее задранной до середины бедра рубахи.
Фредерика, заметив его длинный хвост, как у крысы, но с пушистой кисточкой, разразилась таким диким воплем, что Эскелю пришлось даже зажмуриться. Спросонья это было совершенно невыносимо. Но рука тем не менее метнулась к Кифу.
