в длинных белых одеждах и с распущенными волосами, падавшими на лицо, оно протянуло руки вперед, к фавну, словно желая показать ему что-то. Кетар поспешно поднялся и стремительно, но с невероятной осторожностью взял ее руки в свои ладони. Ему не требовалось зажигать огонь – от природы он прекрасно видел в темноте, да ему и незачем было видеть – он заранее знал о том, что должен был теперь увидеть: с запястий Индиль на пол падали крупные капли крови.
– Об это ты хотел говорить со мной, Кетар? – спокойно, вполголоса произнесла она. – Об этом были твои видения? Оннед хочет убить нас.
– Только себя, – так же тихо отозвался фавн, будто кто-то мог услышать их.
– Он убивает нас обоих.
– Он не ведает, что творит. Он безумен.
– Я должна остановить его.
– Тогда иди. Ты знаешь, где найти его.
– Знаю.
Кетар перевязал ее раны.
– Ты вернешься с ним или не вернешься вовсе.
– Я знаю.
– И все же ты пойдешь за ним?
– Я должна его увидеть. Я должна найти его. Пришло время отпустить друг друга.
– Что ж… Ступай и… помни меня.
– Всегда, Кетар.
Она обвила его шею руками, он обнял ее в ответ, и так они долго стояли среди ночной прохлады и тишины, под миллиардами звезд, одни в этой огромной Вселенной.
Затем он отпустил ее, и когда она уже почти что слилась с ночной тьмой, он в последний раз окликнул ее.
– Увижу ли я тебя когда-нибудь вновь?
– Конечно, Кетар… В наших снах… Ты знаешь дорогу…
Она коснулась его плеча, и он тут же очнулся от своего беспамятства и проснулся. Словно этим легким движением она вернула его из небытия. Он вдруг очнулся от своего беспамятства и прозрел. Перед ним белели заснеженные склоны гор, поблескивая в лучах вечернего солнца.
– Ты? – тихо произнес он. Она стояла перед ним такая, какой он запомнил ее после их встречи в горах, в заснеженных пещерах, тогда, в тот день, когда они обрели друг друга. – Ты? – так же тихо повторил он.
Она улыбнулась.
– Ты здесь… – он огляделся. – Где мы?
Она смотрела на него светлыми голубыми глазами и едва заметно улыбалась.
– Не молчи. Ведь ты здесь. Ты не видение, не сон. Ты не вымысел моего больного воображения. Ты вернулась?
Оннед протянул ей руку.
– Ты пришла, чтобы закончить начатое?
Она отрицательно покачала головой, все так же улыбаясь.
– Тогда зачем ты здесь? – прошептал он.
– Ты позвал меня.
Он взял ее руки в свои ладони. На ее запястьях были бинты. На его запястьях были свежие шрамы. Их взгляды встретились.
– Мы знаем больше, чем думаем, – прошептала она. – Мы чувствуем тоньше, чем знаем. Мы переживаем сильнее, чем это видно. Мы никогда не покажем то, что горит внутри. Все страсти, переживания и тревоги останутся там, где нас больше нет… Мы – две части одного целого. Я слышу то, что слышишь ты. Я стала видеть твоими глазами. Я чувствую каждую твою рану, каждую царапину на твоем теле… Связь, что существует между нами, создала не я. Эта связь появилась задолго до нашего рождения и не исчезнет после нашей смерти. Мы будем снова и снова встречать друг друга в разные эпохи, в разных измерениях, и пусть каждый раз смерть будет стирать в песок и пыль, каждый раз мы будем заново находить друг друга.
– Мой путь окончен, Индиль. Он окончен здесь, в этом белоснежном первозданном мире, рядом с тобой.
– Я пришла проститься, Оннед. Я отпускаю тебя и прошу тебя о том же.
Оннед поднес руку Индиль к своим губам и долго смотрел в ее глаза своими выцветшими прозрачными глазами. Затем он коснулся губами ее лба, последний раз взглянул на нее и пошел прочь, вперед, туда, где за белыми снегами начинался Свет. Индиль смотрела ему вслед и видела, как постепенно он растворяется в Свете и сам становится частью Света. «Потому что он часть Света. Потому что он сам – Свет…», – думала Индиль, уже едва различая его силуэт в свете вечернего солнца.
Она так и сидела на вершине скалы, прижав колени к груди и обняв их руками, глядя вслед ушедшему Оннеду. Ей казалось, что он все еще где-то рядом, вокруг нее, в этих мягких искрящихся частицах света.
Когда солнце коснулось края гор, Индиль поднялась и пошла вперед, вниз по склону. Снег оставался позади, а перед ней открывались бескрайние высокогорные луга, белые от цветущих лилий. В небе начинали мерцать первые хрустальные звезды, а из-за горной вершины поднималась огромным диском чистая, яркая, серебристая луна. Индиль шла вперед, касаясь открытыми ладонями влажных, прохладных лепестков огромных белых цветов. Она шла, не отрывая глаз от луны, шла к ней, к этому чистому сиянию, некогда породившему ее. Цветы вокруг нее поднимались, становились все выше, все крупнее. Наконец, они расступились перед ней, и ее взору открылся завораживающий вид на черную гладь древнего озера.
Индиль опустилась у самой воды и заглянула в темные воды. Там, где-то в глубине, мерцали миллиарды звезд, словно маленькие искрящиеся светлячки, желавшие поведать ей тайны Вселенной.
Она услышала шум крыльев над головой, но не обернулась. Кто-то огромный опустился на землю позади нее и оставался там, не совершая больше ни единого движения. Индиль поднялась и отряхнула платьице. Вокруг нее, из ночной травы, тут и там выглядывали ночные цветы, синие, сиреневые, светящиеся в темноте, словно огни. Индиль подняла руку вверх, к небу, и тут же на ее открытую ладонь опустилась ночная фея, трепеща золотистыми крыльями. Индиль нарвала цветов, вернулась к самой кромке воды, стала раскладывать их на берегу.
Кто-то большой приблизился к ней и сел рядом. Краем глаза она видела огромное черное крыло и пальцы огромной руки, ломавшей сухую соломинку. Кто-то большой вздохнул над ее головой, и вздох этот был наполнен такой безысходностью, что Индиль обернулась к нему и непонимающе посмотрела на пришельца. Он также обернулся к ней, и она увидела два черных светящихся глаза. Незнакомец сказал ей что-то, но она не поняла его. Ей показалось, что он негромко зарычал на нее, и тогда она вернулась к своим цветам.
– Где я ошибся, Индиль? – тихо говорил демон, а она продолжала раскладывать узоры из собранных ею цветов. – Ты
