в воина.
Пульс замедляется, дыхание успокаивается, а кровь густеет, пока не начинает казаться, что она покрылась инеем, как и все вокруг.
– Надо было послушать тебя и поцеловать ее раньше, Ди.
Я поворачиваю голову в сторону идиота-генерала, которого не видела с той ночи, когда в меня выстрелили отравленной стрелой.
Вот только…
Вот только мужчина, неторопливо приближающийся ко мне, не Таво.
Я быстро перевожу взгляд обратно на нависшее надо мной лицо, изучаю коричневую кожу, полные розовые губы, разноцветные радужки – одна голубая, другая белая.
Насколько сильно я ударилась головой?
Глаза мечутся с самодовольной физиономии на хмурую, и наконец до меня доходит, что меня обманывает не собственный мозг, а магия. Так вот почему Лор вылетел из пещеры, никого не убив! Потому что все до единого солдаты здесь выглядят как Данте Реджио.
И раз Данте не может колдовать без моей крови, значит, иллюзию наложила Мериам. Полагаю, таким вот непрямым образом она хотела предотвратить случайное убийство Данте одним из воронов.
Осознание поражает меня так сильно и быстро, что я ахаю. Данте мог прибегнуть к этой уловке только в единственном случае – он знает, что воронам нельзя его убивать.
Мериам выдала этот секрет! В груди вспыхивает такая злость на нее, что возникает желание убить всех в этой ледяной пещере – всех, за исключением Данте, чтобы ее манипуляторская задница навечно осталась прикованной к проклятому трону!
Ноздри раздуваются.
Если бы не отчаянное стремление добраться до Котла, чтобы снять проклятие Лора и освободить маму от чешуи, я бы превратила Данте в обрубок без конечностей, приковала его к коленям Мериам и скинула бы их обоих на самое дно Филиасерпенс.
О, Мериам, какая же вы все-таки… везучая… женщина.
Вернее, хитрая сучка.
Глава 80
Данте – тот, что хмурится, – выпрямляется; на виске пульсирует жилка.
– Добро пожаловать обратно в мир живых, мойя.
Ох уж это ненавистное прозвище…
– Фэллон? – Хриплый шепот Бронвен отрывает мой взгляд от мерзавца, который украл у меня дни жизни и ударов сердца.
Она сидит в одних из пяти деревянных саней, стоящих в ледяном храме. Если бы не цепи, сковывающие ее запястья за спиной, она могла бы сойти за пассажирку, ожидающую воздушного фейри-водителя.
– Я здесь, Бронвен. – Челюсть так плотно сжата, что слова звучат почти шепотом.
– Ты видишь Мериам? – Ее круглые белые глаза блестят, как бивень моей мамы.
– Нет. – Я провожу взглядом влево и вправо. Не обнаружив трона, закатываю глаза как можно дальше и в награду улавливаю блеск окровавленного золота и каштановых волос.
– Хм… значит, твоя тетка говорит по-шаббински, – тянет насмешливая версия Данте, поглядывая на сани.
На мгновение от ярости в груди меня отвлекает блеск янтарной радужки. И, если подумать, интонации голоса. Ослабевает ли заклинание Мериам или же она нарочно не изменила цвет глаз и голос? И как бы мне ни хотелось забыть ту ночь, когда меня похитили и утащили в туннели, я отчетливо помню, что солдат, которого Юстус превратил в нонну, взывал ко мне ее голосом.
– Мериам? – кричит Бронвен.
Я прогоняю воспоминания о первом похищении и сосредотачиваюсь на последнем.
– Мериам в настоящее время не в себе, Бронвен.
Голова бабушки свисает набок, мраморные веки закрыты, а длинные каштановые ресницы лежат на бесцветных скулах, подобно крыльям. По ее едва вздымающейся груди расходятся кровавые дорожки, кровь капает на подлокотник трона. Хотя я вновь испытываю к ней ненависть, невольно стискиваю зубы, заметив рубиновую лужицу у нее на коленях. Бессердечные демоны!
– Эти скоты разорвали ее на части и пустили кровь… – Что-то острое впивается в колено, и я шиплю.
– У тебя необычайные способности к языкам, Фэл. – Настоящий Данте держит мой глейсинский кинжал, бриллиантовая снежинка сверкает голубым в холодных лучах солнца, проникающих сквозь лед. – Только-только получила свою магию, а уже свободно говоришь на шаббинском. – Он проводит кончиком кинжала по моей ноге, он не пронзает кожу, тем не менее неприятно царапает. – Ты беспрестанно меня удивляешь.
– И ты меня. Даже в самых смелых фантазиях я не могла вообразить, что ты в самом деле подожмешь хвост и убежишь из королевства, которое так мечтаешь заполучить.
Его пальцы сжимаются вокруг рукоятки. На этот раз он не просто пугает, а прокалывает насквозь мои брюки, а затем и кожу.
Я даже не вздрагиваю.
– Нет, я, конечно, знаю, что ты боишься Лора…
– Я сбежал не потому, что испугался твоего маленького птичьего короля, – почти рычит Данте. – Я сбежал, чтобы поставить ловушку. И гляди… – Его гримаса превращается в безумную ухмылку. – Ты влетела прямо в нее.
– Было так чертовски просто, – добавляет Таво. – Почти слишком просто. Данте поверить не мог, что вы все так быстро попали. Да еще с целым королем? Честно говоря, не думал я, что Рибио пойдет на такую глупость и объединит своих воронов. Но, видимо, он не самая умная птица в курятнике. – Таво грубо ржет. – Видела бы ты физиономию его птички, когда он заглянул в пещеру. Без сомнения, наш маленький план по изменению внешности… – он указывает на множество версий Данте, – …сработал блестяще.
– Мой план! – Чванливое одергивание Данте затыкает Таво рот на целое блаженное мгновение, но затем настроение рыжего поднимается, и он сияет.
– План, может, и твой, но кто выучил печать? – Он указывает на себя обоими большими пальцами. – На корабле я застал Мериам за тем, как она рисовала ее на себе, вырубил ее и с помощью ее кровоточащего пальца воспроизвел знак на своей руке. Видели бы вы лицо Данте, когда я вошел в его каюту.
У меня брови сходятся на переносице. Значит, это не уловка Мериам?
– Этот идиот выбрал лицо Росси. – Данте качает головой, отчего драгоценные камни в его длинных косах позвякивают, как дверной звонок.
– Да, да. Просто о нем я думал в то время. Слава Котлу, печать не изменила мой голос и глаза, иначе я стал бы на голову ниже.
Меня так и подмывает улыбнуться: если бы Таво понаблюдал за Мериам еще мгновение, возможно, узнал бы, как выглядит печать полностью.
– Я, конечно, обожаю слушать мужское хвастовство, но мне любопытно, каков следующий шаг в вашем блестящем плане? – Я прижимаю кончики пальцев ко льду, жду, когда они приклеятся, затем отдираю. Провожу по ним большим пальцем. Подушечки скользкие, но сложно определить, от воды или от крови, а посмотреть никак нельзя – враги тоже увидят, – поэтому я начинаю рисовать свой любимый символ – ключ.
– Мы ждали, когда ты
