Еще два-три дня в среде торчков Сан-Франциско анализировались крах уинтерлендской фантазии Проказников и странная ночь в гараже. То один, то другой помаленьку начинал бить себя в грудь... Ах, неужели мы поддались Страху и Сомнениям, что не пристало серьезным торчкам, неужели из-за нас прекрасный парень не сделал свою вещь... Но ведь многие говорили, что Кизи намерен нас одурманить и заприкалывать или выкрутиться за счет нас, а именно так оно и было. А потом общинный разум, не желая выступать против приколов, остановился на предположении о ренегатстве. Кизи всю дорогу отказывался от своих убеждений, чтобы отвертеться от тюрьмы. Вдобавок это проливает свет еще кое на что, а именно - на причиняющую сплошное беспокойство... с к о р о с т н у ю вещь, которой вечно занимались Проказники, ох уж эта их пародийная игра в 400 лошадиных сил, эта игра в развевающиеся американские флаги, игра в дневное свечение, игра в крики "ура!", страшная неоновая игра, ох уж эта их игра в... с у п е р г е р о е в, сплошь заведенных, электрических и радиофицированных в электропастельном хромированном отблеске игры. Будда там и не ночевал. Жизнь - дерьмо, как сказал Будда, постоянный гнет скверных карм, а сатори - это пассивность, лежишь себе, балдеешь и размышляешь о Сверхразуме, позабыв про Тедди Рузвельта. Вся благодать - в далекой стране под названием Индия... Ах, искусство жизни в Индии, друзья... Ну и что с того, что там нет водопровода и на улицах полно грязи, главное они овладели искусством жизни...
Перед возвращением "Общества Каллиопы" Проказники выволокли из гаража весь свой хлам, свалили его в кучу на соседнем пустыре, а потом направились в "Размах" - ветхое поместье Бэббса в Санта-Крусе. Хлам Проказников валялся на пустыре, громадная нелепая мусорная куча из обрывков костюмов и масок, кусочков дерева, покрытых светящейся краской, и причудливых вывесок, намалеванных светящейся краской на рулонах толстого пергамента, - все это валялось там и маниакально корчилось целыми днями, а ночью... ночью куча светилась... Пятно позора на гербе Харриет-стрит. Соседи, большинство коих составляли трудолюбивые японцы, люди бедные, но не лишенные чувства собственного достоинства, направили в муниципалитет делегацию с требованием навести в квартале чистоту. На взгляд городских властей, эта акция явилась примером особой гордости жителей за свой район, которая должна способствовать возрождению города, ведь если славный бюргерский дух укореняется даже в скромном квартале злачных мест... Короче, мэр объявил о своей величайшей готовности оказать содействие, и все это вылилось в истинное торжество, на которое вместе с мусорщиками понаехали представители муниципальных властей и телевизионщики. И, объединив усилия, чиновники вместе со славными жителями Харриет-стрит взялись за торжественное разрушение причудливой мусорной кучи о д н о м у Б о г у и з в е с т н о, с к о л ь к о п о к о л е н и й п о л о у м н ы х п ь я н ы х в ы р о д к о в понадобилось, чтобы превратить жалкую заброшенную улочку в гниющие джунгли. Краска дневного свечения шипела и отфыркивалась до конца...
"Общество Каллиопы" устроило в гараже Кислотный Тест, слух об этом дошел до Кэссади, колесившего по Сан-Франциско на своей очередной машине, и в тот вечер он заявился в гараж. Он вошел со стороны Харриет-стрит, где над входом, согласно тогдашним причудам, уже висел знак "Харриет-стрит, 69", он вошел, в бешеном темпе подергиваясь и дрыгая ногами под невидимого Джо Кьюбу... Он плавал под винтом - тридцать или сорок тамошних торчков сумели определить это по тому, с какой скоростью бегали его глаза: тик-так-токток-ток-так-ток-так-ток-тик-тик-тик-тик-тик-тик-так-токтак-токтиик-тик-тик-тик-тик-тик-ток-так-ток-ток-так, а может, он был попросту ошарашен подобным Кислотным Тестом. Горел лишь очень слабый свет, да поблескивали весьма аморфные световые проекции, никакого шума, только ласкающая слух мелодия на проигрывателе... ч т о з а ч е р т о в щ и н а... ситар? ситар? ситар?.. В гараже выскребли всю грязь, он был чист и непорочен, там появились тщательно подобранные обои из набивных индийских покрывал, изящных и замысловатых, выкрашенных натуральной и долговечной растительной краской, В воздухе висели кусочки хрусталя, лучик за лучиком впитывавшие свет, как... драгоценные камни... А все серьезные торчки в полнейшем молчании сидели, привалясь спиной к стене, или лежали, растянувшись на полу, и каждый наслаждался своей собственной внутренней вещью - вместилища Будды, Всеединого желанного гостя, а Будда в любой момент мог войти и почувствовать себя как дома, хоть сегодня, хоть в 485 году до нашей эры, ему же все едино, этому...
...маленькому толстозадому недоумку... Кэссади с трудом верит своим глазам... Он тараторит со скоростью тысяча слов в минуту, но никто и ухом не ведет. Все лишь таращат на него свои огромные аметистовые глазищи, полные снисходительности и сострадания, а он в это время бешено вращает своими глазами, покачивает и подергивает плечами...
- Эй! Неужто вам не хочется что-нибудь с д е л а т ь!.. Только начните, вы же понимаете... бросьте ерундой заниматься...
Они лишь смотрят на него, эти умиротворенные дети сверкающих лиловыми бликами драгоценных камней, и улыбаются, точно компания прикольных монахинь, исполненных покоя, снисходительности и сострадания... и тогда он поворачивается, покачивая головой и плечами, и, дрыгая ногами и размахивая руками, направляется обратно на Харриет-стрит.
О Боже, еще один нежный бутончик в вихрях и сомнениях мучительных открытий! Глаза этой девчушки раскрыты, как цветы пурпурного вьюнка, влажные губки блестят, она улыбается, как впавшая в транс монашка, даже зубки уже начинают шипеть... ну, держитесь! Она заглядывает всем и каждому в глаза и говорит, в экстазе от своего открытия...
- Я... я... я... я... начинаю понимать, в ч е м д е л о! Мы все... з д е с ь... верно? Мы все з д е с ь! Мы... зде-е-е-е-е-есь! - и пытается взмахом руки охватить весь воображаемый первозданный космос... который на самом деле представляет собой всего лишь здание, известное под названием "Сарай", в Скоттс-Вэлли, в десяти милях от Санта-Круса. "Сарай" - первый в Скоттс-Вэлли психеделический бар, это и вправду огромный сарай, некогда превращенный в театр и вот теперь - в психеделический бар, которым заправляет Леон Табури. Бар этот в СкоттсВэлли первый, и, судя по брюзжанию раздающемуся в ближайшей церкви, в полицейском участке и на страницах местной газеты, он же и последний, ну да не беда! Для девчушки это ее первое мимолетное впечатление от сущего рая, поскольку она тащится под ЛСД, проглотив первую в жизни капсулу...
- Я... начинаю понимать, в чем дело! Мы все зде-ее-е-е-есь и можем делать все, что захотим!..
...все это она выкладывает Дорис Копуше и Чуме. Дорис, всегда готовая прийти на помощь, пытается ее успокоить:
- Совершенно верно. Мы все здесь, все в полном порядке, а ты славная девочка.
Девчушка опускается на складной стул рядом со стулом Дорис и искоса смотрит на нее.
- Мне бы не стоило тебе доверять...
- Стадия паранойи, - сообщает Дорис Чуме. Чудесная старая песня...
- ...ведь я слегка одурела.
- Знаю,- говорит Дорис. Старая, старая песня вот и в вашей округе порхают любовь и неземное блаженство, в Скоттс-Вэлли...
